Хохот Демиурга. Плаха и Веха
Шрифт:
– Поебались, давай знакомиться? – обращается ко мне, выдувая дым и надувая щёки.
Молчу, смотрю на неё.
– А что? – отвечает на мой взгляд вызовом.
Делаю несколько затяжек. Кажется, её понимаю, но, если сказать об этом, обидится. Мысли лучше не разбрасывать – они жемчужины, которые не стоит переводить на слова, каждую невысказанную мысль я сберегу для книги…
– Ладно, смотри, – суетливо затягивается и выпускает дым, – то, что произошло, произошло впервые… Я не про секс, а про ситуацию…
– Я и не думаю, – тушу сигарету, открываю дверь между вагонами и выбрасываю окурок в щель на рельсы, – ты хорошая, это видно.
– Хорошая… – повторяет она с ухмылкой, – у меня свои демоны.
– А у кого их нет? Давай забудем что было и познакомимся прямо сейчас?
– Боюсь, как бы наше знакомство не продлилось до твоей следующей сигареты.
– Я только что выкурил последнюю в своей жизни…
– Не зарекайся… Так тебя как зовут?
– Плаха.
– А… Ну, понятно… А меня тогда Птаха… Птаха на Плахе, – смеется.
– Приятно познакомиться.
– Ты это серьёзно?
– Что конкретно?
– Плаха?
– Ну да.
– Ну-ну. А что в Питере, живёшь?
– Нет, я из Москвы.
– А я местная, – Птаха кивает на окно, – надолго к нам?
– Не знаю. Может быть, навсегда.
– Где остановился, квартиру снимаешь?
– Пока нигде… В гостинице, скорее всего.
– Так! Мне оставили ключи цветы поливать – поживёшь пока на Мойке, идёт?
– Идёт…
– Ты же сейчас хотел скаламбурить про помойку, так?
– Ты наблюдательная.
– У тебя глаза честные.
– А у тебя красивые.
– Не льсти.
– Правда. Не веришь – посмотри в мои.
– Всё, приехали!
Поезд тормозит и нас качает. Птаха идет к купе, я следом, не пытаясь успеть за суетливым шагом.
Что произошло? Ведь вся будто по сценарию из порнофильма сыгранная ситуация для меня тоже впервые. Судьба, любовь и страсть? Или недосып и похоть? Что я чувствую? Пожалуй, неловкость. Что чувствовал? Что было до – не помню, что-то яркое и фантастическое, после же разочарование, что всё закончилось, а финал не принёс того удовольствия, которое обещал. Я выпустил семя, а с ним вышло и всё волшебство. Значит, семя, что мысль – его не стоит разбрасывать, а надо беречь…
Соседи по купе суетятся, копошатся с багажом. Птаха тянется за рюкзаком, я помогаю его снять – в ответ она жестом дает понять, чтобы я держал дистанцию, пока мы в поезде. Неужели стыдится случайных попутчиков?
Двери открываются, и пассажиры выходят. Каждый, проходя мимо проводника, за что-то его благодарил – никогда не понимал этого ритуала.
– На метро или пешком? – спрашивает Птаха, когда мы теряем из вида наших прежних соседей.
Пожимаю плечами.
– Пойдём пешком? Тут недалеко.
– Пойдём.
Указывает рукой направление.
***
– Этот город воодушевляет на творчество, не находишь? – она легко и весело кружит, волосы вздымаются на ветру.
Идём по Невскому. Настроение – лучше некуда. Кажется, Питер возвращает жизнь, которую высасывал город мертвецов. Разумеется, я понимаю, что это только «кажется», и дело не в месте, а в принятом решении оставить всё фальшивое и заняться тем, чем хочется. Но обманываться, присуждая заслугу Питеру, приятно.
– Посмотри кругом! Я не была здесь почти месяц, – говорит, захлёбываясь словами, – трепет берёт, когда осознаёшь, что это сотворили люди.
– Угадываешь мои мысли, – радуюсь по-детски, – только что думал о том, что предназначение человека в созидании нового и прекрасного.
– А представляешь, в Австралии есть племя, которое до сих пор не изобрело колесо…
– Что за племя? – замираю на месте. Вся давешняя радость куда-то девается, словно с яркого попсового клипа переключили на экстренный выпуск новостей.
– Не знаю… друг рассказывал – он в Австралии живёт. Даже колеса не изобрели! Представляешь, какие чудики?
– А, может, они счастливы? Как раз потому, что не изобретают, а живут в согласии с природой.
У меня приятно давит над глазами, и пальцы подушками трутся друг о друга, наконец понимаю, о чём будет книга.
– Да ладно тебе. «Счастливы». Они-то о счастье, как и о колесе, небось, ничего не слышали.
– А кто слышал?
– Что?
Отмахиваюсь. Жемчужины нельзя разбрасывать:
– Хочешь мороженое?
– Давай!
Останавливаюсь у лотка, который как раз проходим.
– Только я хочу с кофе, – дергает меня за рукав, – пойдём!
Не перейдя Аничков мост, сворачиваем на Фонтанку, я же наивно хотел удивить жительницу Питера головой Наполеона под одним из коней… Может, хорошо, что мы так и не перешли моста…
«Viva La Vita» – на вывеске, спускаемся в подвал. У стены три небольших столика, за первым на гитаре играет похожий на Цоя музыкант. По центру несколько столов побольше, один из них полностью занят умеренно шумной компанией, остальные столики свободны.
Занимаем дальний у стены, официантка приносит меню, не заглядывая в которое, Птаха заказывает ванильное мороженое и кофе, я чёрный кофе без сахара.
Птаха тут же выходит покурить, я с голодной завистью смотрю ей вслед – но решаю дать бой никотиновому монстру.
Возвращается очень быстро, молчим – как только вошли в кафе, разговор перестал клеиться…
Из-за столика с умеренно шумной компанией выходит парень в очках, клетчатой шляпе и полосатой рубашке. Смущённо подходит к нам.