Хохот шамана
Шрифт:
А перед ближайшим к зрителю деревом стоял олень. Огромный, темный зверь с легкой рыжиной обгладывал кору-кожу, сдирая лоскуты с "дерева". Эмили зажмурилась, а потом внимательно пересчитала рога. Так и есть: не пара, как полагается, а ровно семь ветвистых отростков украшало голову оленя.
– - Когда ужасов становится слишком много, -- устало сказала Эмили скалящемуся с портрета шаману, -- они перестают пугать.
Шаман, разумеется, не ответил. Хотя в глубине души художница все-таки надеялась, что он шевельнется, сойдет с портрета и... и что? Что-нибудь случится. Но в студии не происходило ровным счетом ничего. Разве
Осененная внезапной идеей, Эмили рванулась к этому пятну, пытаясь толкнуть его плечом, найти ручку -- открыть хоть как-нибудь. Но ничего не вышло -- ее руки наткнулись на вязкую холодную материю, омерзительно-скользкую на ощупь. С тем же успехом художница могла сунуть руки в суп, простоявший в холодильнике месяц-другой.
Она снова вернулась к портрету. Шаман щурился, словно от души хохотал над ней, а семирогий олень... исчез.
Эмили поежилась, затылком ощутив пристальный взгляд. Она знала, что в студии, кроме нее, никого нет и быть не может. Никаких дверей она не рисовала. И все-таки ощущение не проходило, с каждой секундой пугая все больше.
Она резко обернулась, надеясь если не увидеть наблюдателя, то заметить движение, которое бы его выдало.
Никого. Даже тщательный обыск студии не помог. Кисти, краски, карандаши, сломанные рамки и изодранные неудачные работы -- все точно такое же, как наяву. Ничего и никого лишнего. Но кто-то же наблюдал за ней, за каждым шагом, каждым действием, видя, казалось, сквозь любые преграды.
Стены начали давить на Эмили, заставляя искать укрытия в шкафу. Но темное узкое пространство вызвало приступ настоящей паники, так что ей пришлось оставить эту затею. Она пыталась открыть окно -- за ним оказалась все та же белесая пакость, что оставалась на месте двери.
Отчаявшись, Эмили схватила кисть и, почти не глядя, размашисто набросала на одной из стен садовую калитку, увитую плющом. Стоило ей нанести последний мазок, как с той стороны подул свежий весенний ветер. Калитка скрипнула, и в студию шмыгнул рыжий ободранный кот, явно только что побывавший в драке.
Проклиная себя, Эмили сделала шаг в заросший и заброшенный сад.
Она оказалась в колючих зарослях роз и пока выбиралась, успела изрезать оголенные по локоть руки. Ноги более-менее спасли пижамные штаны, а майка, хоть и разодралась, помогла остаться целым торсу. Выбравшись, художница опасливо огляделась по сторонам. Никого. Совершенно спокойное место, без трупов, убийц и крови. Никто не убегал, в ужасе моля о помощи. Никто не нагонял жертву.
Обычные, заросшие сорняками клумбы и несколько разросшихся без присмотра кустарников.
Успокоившись, Эмили сделала шаг на мощеную дорожку. Сквозь щели между плитками проросла трава, нарушив ровный геометрический узор и превратив его в хаотичное нагромождение прямых линий и окружностей. Одна из плиток шаталась, и под ней обнаружился муравейник, а на другой сидела, греясь на солнце, довольно большая ящерица. Все вокруг буквально дышало покоем и умиротворением, даже пустое кресло-качалка на пороге покосившегося, но все еще симпатичного домика не выглядело пугающе. Скорее, просто ждало минуту назад вставшего хозяина -- наверняка веселого и добродушного старичка.
И все же Эмили спиной ощущала чей-то тяжелый взгляд. Подавив желание броситься бежать, она осторожно обернулась.
Из зарослей на нее смотрел черный, в рыжих подпалинах семирогий олень. Медовая, почти янтарная желтизна его глаз, казалось, затягивала художницу: дорожка под ногами стала вдруг зыбучими песками, а воздух превратился в тягучую жидкость, забивающую легкие, не дающую вдохнуть, крикнуть, спугнуть наваждение...
Олень медленно закрыл глаза, и наваждение ушло. А через пару секунд исчез и он сам, оставив Эмили судорожно ловить ртом ставший снова пригодным для дыхания воздух.
Как она нашла дорогу обратно к калитке, художница уже не помнила.
***
– - Ты мне снилась сегодня!
– - заявила Джинджер, снимая с плиты джезву. Приятный аромат свежего кофе, смешанный с запахами корицы и миндаля, разлился по кухне.
– - Вот прямо в твоей дурацкой пижаме с кроликами. Гуляла по саду, постоянно озираясь. У тебя не завалялось сонника? Интересно, что такой сон мог бы означать. Надеюсь, что-нибудь хорошее.
– - А там.... никого больше не было?
– - Эмили ухватилась за горячую кружку, как за единственную вещь, способную спасти ее жизнь.
– - Хм, да вроде, нет. А что такое?
– - Нет... ничего, -- она мотнула головой, прогоняя некстати вспомнившийся образ маньяка и оторванной руки женщины. Не могла же она открыть ему дорогу в новый сон? Или могла?
Джинджер фыркнула, доливая в свой кофе молоко.
– - Мне сегодня нужно будет зайти в редакцию. На обратном пути захвачу сливки -- вечно у тебя их нет -- и, может быть, что-нибудь сладкое. Я ненадолго, буквально на пару часов, не считая дороги туда-обратно. Ты как, продержишься?
Эмили молча кивнула.
– - Вот и хорошо. Если что -- сразу звони, поняла?
Помахав на прощание, Джинджер буквально выпорхнула за порог, оставив Эмили наедине с котом, который, видя, что хозяйка не в настроении его чесать и гладить, свернулся клубком в кресле.
3. Хохот шамана
Ей было страшно. Она боялась за Джинджер, не зная, открыла ли маньяку или чему-то более страшному путь в ее сны. Боялась за себя, не имея ни малейшего представления о том, как контролировать свой "дар", как справляться с невидимым наблюдателем в своих собственных снах и можно ли это сделать. Боялась задремать, боялась подняться в студию, боялась даже подумать о снотворных, позволяющих спать без сновидений, не зная, к чему может привести такой эксперимент.
Эмили неподвижно сидела на первой ступени лестницы, ведущей к студии, смотря в пустоту перед собой. Сначала она хотела подняться и попробовать порисовать. Что-нибудь простое, никак не связанное с ее переживаниями, способное отвлечь на те пару часов, что Джиндер будет отсутствовать. Но не успела даже на несколько ступеней взойти, как ее сковал настоящий ужас.
Из оцепенения Эмили вывел истошный мяв Джинни. Кот, видя, что хозяйка собирается рисовать, прошмыгнул в студию перед ней, явно намереваясь занять любимое место среди тюбиков краски. И теперь орал дурниной, шипел и, судя по звукам, прыгал на что-то, пытаясь побороть.