Хоккейная сделка

Граната Кристен

— Как прошел день, папочка? — Джулиана трет шелковистый кусок ткани на одеяле. — Ты хорошо играл?

— Хорошо, — я падаю на матрас, отбрасывая кудри с ее лица. — А твой как прошел? Хорошо заботилась об Элли, пока меня не было?

— Ага. Энни дала держать поводок Элли, когда мы пошли гулять, — она морщит носик. — Но потом очень сильно покакала, и нам пришлось вернуться в дом за другим пакетом, потому что это был «два в одном».

Я запрокидываю голову назад и смеюсь.

— «Два в одном»? Это Энни так

сказала?

— Ага. Это было отвратительно.

— Похоже на то, — я накручиваю одну из ее кудрей на указательный палец. — Ты хорошо помылась в ванне?

Джулиана закатывает глаза.

— Конечно, папочка. Я уже большая девочка. Я умею мыться сама.

— О, прошу прощения. Я так сожалею. Иногда забываю, какая ты большая, потому что в моей кровати кажешься такой крошечной. Может быть, если бы ты спала в собственной детской кроватке, я бы смог вспомнить.

Ее нижняя губа выпячивается.

— Но твоя намного лучше, чем моя.

— Наши матрасы совершенно одинаковые, просто моя больше, потому что я сам больше.

Она прижимается ко мне ближе, прижимаясь головой к груди.

— Просто я не хочу, чтобы ты был один в этой большой кровати.

— Один? — я отстраняюсь и смотрю на ее милое личико. — Где ты услышала это слово?

— В школе.

— Как думаешь, что оно означает?

— Это когда у тебя никого нет, чтобы спать с тобой в постели, — большие круглые глаза моргают на меня. — Мать МакКайлы спит в постели со своим отцом. Робби сказал, что его мать спит в постели с отцом. У Стеллы две мамы и нет отца, но ее две мамы спят вместе в одной постели.

А, я понимаю, к чему она клонит.

— Даже у меня есть кто-то, с кем можно спать в постели, — Джулиана тянется назад и проводит пальцами по шерсти Элли. — Ты единственный, кто спит один.

Я целую ее в макушку.

— Просто потому, что я сплю один, еще не значит, что я одинок, моя маленькая принцесса. У многих людей только одна мама или один папа. У некоторых нет ни мамы, ни папы, и их воспитывает кто-то другой из членов семьи. У всех семьи разные.

— Значит, ты не одинок?

Моя грудь сжимается от ее вопроса. — Нет, детка. Как я могу быть одиноким, когда у меня есть ты?

— Я не вечно буду рядом, знаешь ли. Однажды я поступлю в колледж. И ты не сможешь поехать со мной. Родителям нельзя в колледж.

Я хмыкаю, притягивая ее к себе и обнимая.

— Это еще не скоро, так что давай пока не будем об этом думать.

— Я просто говорю правду, папочка.

Мои брови взлетают вверх.

— Говоришь правду?

— Дядя Мак научил меня этому.

— Конечно.

МакКинли — единственный из товарищей по команде, кто знает о моей дочери. Он был рядом в тот день, когда мать Джулианы появилась на пороге с положительным тестом на беременность, и с тех пор хранит этот секрет.

Не то чтобы я хотел скрывать Джулиану от друзей, или чтобы стыдился ее, или даже чтобы я им не доверял. Но Джулиана — весь мой мир, единственное, что действительно имеет значение. Я пытался оградить ее от вынужденного нахождения в центре внимания. Она не просила такого образа жизни, и я намерен держать ее подальше от этого так долго, как только смогу.

Вот почему не позволяю себе фотографироваться с женщинами или предаваться случайным связям, как некоторые другие мои товарищи. Я не могу рисковать тем, чтобы не оказаться рядом с Джулианой, когда она будет во мне нуждаться, потому что буду слишком занят тем, чтобы развлекаться где-нибудь в городе. Уже достаточно плохо, что хоккей отнимает меня у нее настолько, насколько это возможно, но по крайней мере я могу рационально объяснить, что это мой способ ее поддержать, а не какой-то внеклассный выбор.

Я скатываюсь с кровати и снимаю обувь.

— Я пойду помоюсь перед сном, а потом тебе пора спать.

— В большой кровати, да?

Я ухмыляюсь, глядя на ее надутое личико.

— Да, в большой кровати.

Она улыбается, зарываясь под одеяло.

Почистив зубы и переодевшись в пижаму, я ложусь в кровать и некоторое время наблюдаю за спящей Джулианой. Это успокаивает, я слежу за тем, как поднимается и опускается ее грудь, когда та вдыхает и выдыхает через крошечные приоткрытые губы.

По правде говоря, я одинок. Быть родителем достаточно изолирующе. Добавьте к этому расписание профессионального спортсмена, и становится вдвойне трудно иметь личную жизнь и установить настоящую связь с кем-то.

Мое одиночество — единственная причина, по которой я почти поддался на уговоры Арии.

Боже, чего бы я только не отдал, чтобы поддаться ей всего на одну ночь. Она великолепна и чертовски задириста. Притяжение налицо. Эти пухлые губы и греховные изгибы, подчеркнутые почти отсутствующим платьем. Как легко было бы ответить «да» и побаловать себя. Потерять рассудок и забыть об обязанностях, забыть, кем я должен быть, забыть о том, что правильно, а что нет.

Но у меня нет возможности действовать по своим желаниям. Больше нет. Даже на одну ночь.

Кроме того, Ария ясно дала понять, что не хочет иметь отношений, а я не могу себе позволить общаться с такими девушками. Я не хочу быть еще одной зарубочкой на поясе кого-то; достижением, которым можно похвастаться; блестящей игрушкой, которую люди хотят демонстрировать.

Я не занимался сексом уже неприлично долгое время. Товарищи по команде подумали бы, что я сошел с ума, если бы узнали. И не из-за отсутствия вариантов. Я двадцатидевятилетний профессиональный спортсмен, и девушки буквально бросаются на меня, куда бы я ни пошел.