Хоккейная сделка
Шрифт:
Когда Александр отстраняется, я только сейчас замечаю, что в правой руке он держит пакет.
— Что это? — спрашиваю я.
Он заглядывает внутрь и достает маленькую квадратную упаковку, завернутую в блестящую золотую оберточную бумагу.
— Это для тебя.
Мои глаза сужаются.
— За что?
Он смеется.
— Просто открой и увидишь.
Я выгибаю бровь.
— Приятный сюрприз?
— Определенно, — он делает паузу. — Зачем мне заворачивать плохой сюрприз в золотую оберточную бумагу?
— В этом и суть плохих сюрпризов — они всегда завернуты в красивую
Прежде чем я успеваю выхватить подарок из его рук, Алекс поддевает мой подбородок, снова заставляя смотреть вверх.
— Эй, смотри на меня. Ты не получишь от меня никаких плохих сюрпризов, хорошо?
Я хочу сказать, что он не может этого обещать, но не делаю этого. Потому что я хочу верить ему.
— Поняла, Большой Парень.
Он отпускает меня, и я с трепетом разрываю подаренную упаковку. Внутри квадратной коробки — черная рамка, словно предназначенная для хранения самой драгоценной картины. Посреди стекла — маленький прямоугольный кусочек белой бумаги с синими буквами: «Твоя мечта вскоре осуществится».
Мои глаза расширяются, а в голове всплывает яркий образ того вечера, когда я принесла китайскую еду к нему домой. Это была та самая записка из печенья, что так меня тогда заинтриговала.
Он кивает, словно подтверждая мои мысли.
— Я подумал, что ты сможешь повесить его над столом в своем новом офисе. Как напоминание о том, что воплощаешь свои мечты в жизнь.
— Ты сохранил его? — шепчу я, не веря в происходящее.
Он снова кивает, глядя на меня с такой нежностью, что сердце замирает.
— Я всегда верил в твою мечту. Теперь твоя очередь поверить в нее.
Я прижимаюсь к нему, чувствуя тепло его тела и биение сердца. Не знаю, как заслужила эту любовь, эту нежную заботу. Не знаю, как смогу стать достойной той женщины, которую он заслуживает.
Но я знаю, что изо всех сил буду стараться.
Придя домой, мы желаем спокойной ночи Энни и крадемся к Джулиане, чтобы поцеловать ее на ночь. Но ее кроватка пуста.
Мы находим ее в комнате Александра, крепко спящей посередине кровати. Элли и Дэш, словно верные стражи, оберегают ее сон.
Александр вздыхает, но его глаза сияют от любви.
— Она просто помешана на моей кровати, — шепчет он, смущаясь.
Я качаю головой, улыбаясь.
— Дело не в кровати. Дело в отце. В том, что он в ней.
Он переплетает наши пальцы, наклоняется и целует мою щеку, шепча:
— Спи с нами.
Я бросаю взгляд на Джулиану, потом снова на него.
— Но что она подумает, когда проснется и увидит меня в постели?
— Подумает, что ее семья рядом. Что ее любят.
Семья.
Я никогда не думала, что являюсь ее частью.
До сих пор.
Я киваю, отвечая легкой улыбкой.
— Хорошо.
После того, как умываемся и переодеваемся, мы ложимся в постель. Александр по правую сторону, я — по левую, а между нами — Джулиана, зажатая в наших объятиях. Он тянется и целует ее в макушку, растрепанные кудряшки разбросаны по подушке. Затем он обнимает меня, отводит волосы от лица и ласкает мою щеку.
Его нежные прикосновения убаюкивают, несмотря на учащенное сердцебиение,
Может быть, завтра.
Я скажу ему завтра.
Глава 33
Ария
— ДА! ГОООООООЛ!
Кэссиди вскакивает на ноги и вопит вместе со мной.
— Давай!
Счет официально 1:0, и преимущество на нашей стороне. Публика в восторге, болеет за свою команду и оглушительно освистывает Филадельфию.
Сокомандники Александра хлопают его по плечам, когда тот проносится мимо после набранных очков, а затем его взгляд находит меня на обычном месте за воротами Трентона. Я посылаю ему воздушный поцелуй, и он делает вид, что ловит его перчаткой, прежде чем снова сосредоточиться на игре.
— Следи за четвертым и пятым номерами, — предостерегает Селеста. — Они известны тем, что играют грязно и часто устраивают драки.
Кэссиди стонет.
— Зачем драться? Почему они просто не могут играть?
И Кэссиди, и Селеста видели, как их мужья получали подлые удары на льду, а Джейсона однажды даже увезли на скорой. У меня болит живот, когда я думаю, что что-то подобное может случиться с Александром, но знаю, что такова игра. Хоккей — агрессивный вид спорта.,
Во втором периоде я замечаю, что два игрока, на которых указала Селеста, становятся все более смелыми в ударах. Оба оказываются в штрафном боксе пару раз, но это, похоже, их не останавливает. Каждый раз когда они врезаются в кого-то, толпа в унисон ахает. МакКинли явно зол и в какой-то момент сбрасывает шлем и перчатки, чтобы сразиться с четвертым номером. Оба уходят с разбитыми лицами. В следующей игре он снова висит на хвосте у МакКинли, но Александр бьет его бортами и что-то кричит, прежде чем уехать. По моей коже разливается жар. Есть что-то в том, как мой мужчина берет бразды правления на льду, что заставляет меня заводиться и волноваться.
— Тебя это заводит, не так ли? — спрашивает Селеста.
В ответ я хитро улыбаюсь.
Не могу дождаться, чтобы позже отвезти его домой.
Я скажу ему сегодня вечером. Я скажу, что люблю его.
Филадельфия еще не забила, и во втором периоде напряженность между командами только продолжает нарастать. Они пытаются, но Трентон блокирует еще одну попытку забить гол и передает шайбу Джейсону, которому удается отдать ее Александру.
— Давай, малыш, давай! — кричу я, прикрывая губы руками.
Александр молниеносно проносится по льду, и я удивляюсь, как быстро он добирается до другой стороны площадки. Но защита Филадельфии сильна. Александр пасует МакКинли, и тот быстро бросает шайбу обратно. Александр забирает ее за воротами вратаря, чтобы уйти, но пятый номер прямо за ним, бьет его в борта и пытается отобрать шайбу. Они борются за владение, как вдруг четвертый номер выезжает на лед к ним.
— Черт, — бормочет Селеста, когда мы все встаем на ноги.
— Уходи! — кричу я, как будто Александр может услышать меня сквозь рев толпы.