Хоккейная сделка

Граната Кристен

Я прикрываю рот рукой, когда взгляд падает на него, и меня пронзает острая, невыносимая боль.

Мой большой, прекрасный мужчина лежит неподвижно на кровати, словно статуя, высеченная из мрамора.

Я не узнаю его — бледного, лишенного страсти и жизни.

Темные глаза не встречаются с моими. Губы не изгибаются в усмешке. Руки не тянутся ко мне.

Вспоминая слова медсестры, я подхожу к стулу рядом с кроватью и опускаюсь в него.

Я сжимаю его руку.

— Привет, Алекс, — я кашляю, чтобы прочистить горло, и пытаюсь сделать

голос спокойным, чтобы не испугать его еще больше. — Это я, Ария. Не знаю, слышишь ли ты меня, но медсестра сказала, что можешь. Это кажется глупым, говорить с тобой, когда ты явно без сознания, — я закатываю глаза, и одинокая слеза скатывается по щеке. — Но если есть шанс, что ты можешь услышать, мне, наверное, стоит попробовать.

Он не отвечает, потому что, конечно же, не может, но я смотрю на него, как будто Алекс чудесным образом откроет глаза и спросит, почему я плачу.

Он бы не хотел видеть меня плачущей.

— Ты обещал мне, — мой голос дрожит, и одна слеза превращается в две, потом в три, а после в бесконечный поток. — Сказал, что не будет никаких плохих сюрпризов.

Я кладу голову на его безжизненную руку на кровати и даю волю эмоциям.

Пожалуйста, вернись ко мне, Алекс.

Глава 34

Ария

В тот день я просидела в больнице до тех пор, пока Джулиана не вышла из школы. Энни забрала ее, и мы встретились дома, чтобы вместе рассказать об отце. Он все еще не очнулся, и мы не хотели больше лгать о том, где он. Но сидя в автомобиле и глядя на дом, я не могу выйти из машины.

Большую часть ночи я провела, выискивая в «Гугл», что нужно говорить детям в подобных ситуациях, пытаясь понять, что скажу Джулиане. В мамских блогах пишут, что лучше всего говорить правду, простыми словами. Нужно не проявлять собственных эмоций, чтобы не передать их ребенку.

Эдди бросает на меня взгляд через зеркало заднего вида.

— Все в порядке, Миссис Крум?

— Она будет убита горем, — медленно произношу я. — У нее возникнет так много вопросов, а у меня нет ответов.

Он вздыхает.

— Возможно, дело не в том, чтобы найти ответы. Возможно, ей нужно, чтобы вы просто были рядом.

— Спасибо, Эдди.

Я глубоко вдыхаю и выдыхаю, пытаясь найти в глубинах своего существа толику смелости, о которой даже не подозревала.

Затем выхожу из машины и направляюсь к дому.

— Ария! — Джулиана бежит ко мне, прежде чем я успеваю снять куртку, и прыгает в объятия. — Ты вернулась раньше. Как дела в галерее?

Я выдавливаю из себя улыбку.

— Все хорошо. Я вернулась раньше, потому что хотела тебя увидеть.

— Правда?

— Да.

Элли толкает меня носом, и я наклоняюсь и глажу ее по голове. Она долго обнюхивает меня, несомненно, пытаясь уловить запах больницы.

—

Послушай, детка, Энни и мне нужно поговорить с тобой о кое-чем.

— О чем-то важном?

Я киваю.

— Пойдем присядем на диван.

Я опускаю ее на пол, и она убегает в гостиную и ждет меня с Энни. Я вешаю пальто и снимаю туфли, выжидая немного, чтобы еще немного оттянуть неизбежное.

Джулиана садится между мной и Энни на диван, ее большие глаза бегают от одной к другой.

Я прочищаю горло и сжимаю руки.

— Вчера вечером твой папа получил травму на хоккейном матче. Он… упал на лед и ударился головой.

— Но у него же был надет шлем, верно?

— Да, был, но он слетел, — кислота подступает к моему горлу, и я пытаюсь ее проглотить. — Его отвезли в больницу, чтобы помочь, и он сейчас там.

— Мы можем навестить его?

Я смотрю на Энни, прежде чем снова перевести взгляд на Джулиану.

— Можем. Но тебе нужно кое-что знать. Твой папа… — я замолкаю и снова прочищаю горло. — Он спит. И врачи не знают, когда он проснется.

— Он очень устал? — спрашивает она.

Слезы обжигают глаза.

— Да, он отдыхает, потому что мозгу нужно зажить, — Энни берет ее маленькую руку в свою. — У него большая болячка на голове.

Джулиана смотрит на нас большими круглыми глазами, как будто обдумывает все это.

— Нам нужно принести бинты с Эльзой в больницу. Он всегда накладывает их, когда у меня болячка.

Энни хлюпает носом и отворачивается, скрывая это покашливанием.

— Это отличная идея, — еще одна фальшивая улыбка напрягает мое лицо. — Я приходила навестить его вчера вечером, и сейчас он выглядит немного иначе. Голова у него перевязана, а во рту трубка, чтобы можно было кормить, пока он спит.

— Они кормят его, пока он спит? — она морщит носик. — Это странно.

Я не могу сдержать смешок.

Она спрыгивает с дивана, а Элли направляется следом.

— Я схожу, соберу бинты.

Затем она выбегает в коридор и исчезает.

Я выпускаю сдерживаемое дыхание.

— Что ж, это было легче, чем я думала.

— Она еще не понимает всей серьезности ситуации, — Энни протягивает руку и похлопывает меня по колену. — Вы молодец.

— Я не знаю, что делаю. Это…

Это слишком много для меня. Я чувствую себя не в своей тарелке. Александр должен быть здесь. Он бы знал, что делать.

— Мы должны оставаться сильными для нее. Ей нужно, чтобы мы сохраняли надежду, — говорит Энни.

Надежду? Я плоха в этом. Сам Александр сказал, что я закоренелая пессимистка, когда мы только познакомились. Как я должна сохранять позитив, когда видела его подключенным ко всем этим аппаратам и с трубкой во рту?

— А вдруг он не проснется, Энни? — шепчу я, дрожащим голосом. — Что мы будем делать?

Мне нужны ответы. Я не могу жить в подвешенном состоянии, не зная, что произойдет. Кажется, мое сердце разрывается изнутри.