Хокку заката, хокку рассвета
Шрифт:
— Хорошо, — сказала Гуля. — Иначе придет плохой человек?..
— Ну, в общем да, — он вложил крестик ей в ладонь.
— У меня тоже есть крестик, — сказала она и вдруг сняла с шеи шнурок, к которому и впрямь был прикреплен крест. — Возьми. Это тебе!
— Смотри, вон стоит мама, видишь? — показал он на памятник, около которого, озираясь по сторонам, стояла женщина с большим пакетом в руках. — Беги!
И она побежала. А Черный Ягуар остался. Так и не удалось ему избавиться от креста. Был один, стал другой. Он вздохнул и положил крестик в карман. Было без десяти минут двенадцать. Работа выполнена.
14
Холодом веет
отраженье во льду.
Дыхания нет.
В детстве время мягкое как пластилин. Мнешь его, мнешь, лепишь, что душа пожелает. Маму с распущенными волосами. Завтрак — молоко и оладьи со сметаной. Отца, что на работу уходит. Двор с качелями. Заброшенную стройку по соседству. Саньку Кротова из дома напротив. До вечера столько всего успеешь! А вечером высыпешь из карманов, сомнешь в большой комок и положишь снова в коробку. Пойдешь, руки вымоешь, маму поцелуешь — и под одеяло спать. А коробку под кровать задвинешь. Сколько пластилина с рук водой смыло — совсем чуть-чуть. Только всё легче коробка. Все меньше в ней пластилина. Жалко его тратить на ненужные встречи.
Что ты сказал, Джордж?
«Теперь, когда он понял, что он мертвец, важно прожить как можно дольше».
Я помню эту фразу, спасибо.
Мысль о бегстве — минутная слабость. Если Судьба… если Бог приводит в мой последний день человека, значит, так нужно. Мне, ему, Богу или всем вместе, но кому-то обязательно нужно.
— Впусти нашего гостя.
Глаза у вошедшего неприятные, будто стеклянные. С места не встаю — не по рангу. Небрежно машу рукой, указывая на кресло. Дотрагиваюсь пальцем до желтого конвертика на экране. Читаю сообщение Желтопузого.
«Жду у себя».
Что от ждет? Ах да… Не отвечаю, оборачиваюсь к капитану модеров и… замираю от неожиданности. Мне в лицо смотрит дуло пистолета.
— Руки за голову, — командует капитан. — Встаешь медленно, очень медленно, понял?
Вот тебе и «обязательно нужно», фаталист чёртов. Это не модер. Эколог? Меня осудили за слив информации? Но откуда они узнали так быстро?
— Лицом к стене. Ноги на ширину плеч, руки на стену. Теперь поговорим.
Не эколог. Экологи никогда не разговаривают со своими жертвами.
— Слушаю вас.
— Полтора часа назад, — а голос почти истеричный, такой в любую секунду сорваться может. — Сюда зашел человек. В этот кабинет. Ты понял? В твой кабинет зашел человек! Зашел и сгинул.
— Что вы от меня хотите? Чтобы я подтвердил…
— Да пошел ты со своим подтверждением! Это мой брат, ты понял, что это мой брат? Куда он ушел? Где мой брат?!
— Послушайте, мне очень неудобно так стоять…
— Где мой брат?!
— Я…
— Где мой брат, сволочь?!
Дуло пистолета воткнулось в шею и тут же резко отпрянуло. Отчего он так нервничает? Ведь застрелит сдуру. Или он под кайфом? Наркотики — обратная сторона свободы…
— С вашим братом всё в порядке, — стараюсь говорить как можно спокойнее. — Только не нужно нервничать. Я все сейчас расскажу.
— Я спокоен! Где мой брат?!
— Вы умеете пользоваться Электронной картой? Метка восемь-десять—ку-тысяча—сорок семь. Задайте поиск на десять минут назад и увидите, где он недавно был.
Громкое сопение за спиной. Нервная ругань. Что-то упало со стола и разбилось — наверное, чашка. Опять ругань, дикий порезал руку. Видимо, это стало последней каплей. Он вновь подскочил ко мне, приставил пистолет к затылку и заорал:
— Он в здании! Я знаю, что он в здании. Или ты его кокнул? Ну-ка признайся, ты его убил? Убил, гад?!
Дикий уже ничего не соображал. Сильный удар по почкам развернул меня боком к нему, защищаясь, я успел поднять руку, но это не спасло меня. Удар в печень, в бок, в лицо. Я согнулся пополам, последовал сильный толчок, и мое тело рухнуло на пол. И тут же на меня рухнул дикий. Я закрыл лицо, ожидая новых ударов, но ему было не до того. Он просто сидел на мне, и его рвало. Весь в крови и блевотине, я столкнул его в сторону, поднялся на ноги и на несколько секунд застыл, соображая, что делать дальше. Направился в маленькую туалетную комнату за кабинетом, открыл аптечку, разорвал упаковку одноразовых шприцов, набрал двойную дозу — ничего, не умрет, даже в таком состоянии — и, подойдя, к дикому, ввел снотворное. Он не сопротивлялся.
Вернулся в ванную, умылся… Из рассеченной губы шла кровь. Приложил вату со спиртом, оглядел себя в зеркало. Хорош, нечего сказать. Фиг с ней, с одеждой — здесь есть запасной костюм, но вид… А ведь уже начало первого, Желтопузый ждет меня в своем кабинете. Но что делать с диким? Он уже уснул — прямо на полу. Откуда у него пистолет? Зря я связался с ними, чем эта мразь лучше экологов? Только тем, что одни убивают за идею, а другие за дозу?
Дикие вовсе не все наркоманы.
Спасибо, Джордж, а то я не знал!
Ты знал. Но ты не хочешь признать, что те, кто тебе омерзителен тоже имеют право на жизнь.
Я не ответил — ни ему, ни себе. Выключил стаци. Забрал камеру, ком, пластиковые карты и деньги. Кажется, ничего не забыл? Взглянул на спящего дикого. На секунду задумался. Затем решительно направился к двери.
— Я на совещание к Желтопу… к заместителю директора. Не знаю, когда вернусь, ты никуда не отлучайся — будет еще несколько важных распоряжений.
Я шагнул к двери и остановился. Обернулся к секретарше.
— Да… — сказал я. — Там этот …в моем кабинете…. В общем, вызови кого-нибудь, чтобы наши ребята его незаметно вынесли из здания и отвезли за город. Не бить, никакого вреда не причинять. Просто вывезти за город и отпустить!
Холодом веет отраженье во льду. Дыхания нет.15
Кровь на губах
от израненных слов
вылечит боль.