Холера
Шрифт:
Ланцетта смотрела на нее некоторое время. Не с таким отвращением, как в кормильной камере, с каким-то другим, непонятным Холере, выражением.
— Знаешь, — вдруг сказала она, немного меняясь в лице, — Я бы не решилась предложить этот вариант другой ведьме, но ты… Пожалуй, я достаточно сильно тебя ненавижу, чтобы можно было попробовать. В конце концов, если затея не удастся, я увижу, как ты сдохнешь, а с этой мыслью мне самой приятнее будет нырять в адский котел.
Если это была шутка, то слишком изощренная по меркам «Вольфсангеля». И произнесла ее Ланцетта
— О чем ты?
— Посмотри наверх.
Холера посмотрела. Но не увидела ничего кроме далекого земляного свода. Ничего особенного в нем не было, так могла бы выглядеть вогнутая верхушка яйца, если смотреть на нее изнутри. Земляной купол, нависший над их головами, не был таким же безукоризненно отполированным, как нижнее основание улья. Во многих местах из него торчали сухие когти проросших корней, а кое-где можно было различить выпирающие острыми углами куски камня с серыми прожилками раствора.
Не просто камень, подумала Холера, запрокинув голову до треска шеи и сама не зная, что ищет. Это каменная кладка. Прямо над нашими головами фундаменты Брокка, торчащие из земли, точно поломанные зубы из челюсти.
Вот бы пальнуть туда, мечтательно подумала она. Не из охотничьего самострела или дедушкиной аркебузы, а из настоящей пушки. Из прославленного бургундского «Монс Мега» или даже самой «Безумной Гретты»[7], воплощенного в металле адского чудовища. Можно было бы пробить огромную дыру прямо в крыше улья, этакий колодец…
— Ну и что я должна заметить? — сварливо осведомилась Холера, когда шея окончательно затекла.
Ланцетта вздохнула. Лицо ее было холодным и равнодушным, сейчас же, опухшее от побоев, и вовсе утратило мимическую выразительность, однако гримасу «Чего еще ожидать от этой суки» передало безукоризненно.
— То, чего сроду не видала. Свою девственность. Дьявол, в жизни не видела более бездарной ведьмы… Разуй глаза. Каменная кладка, трубы. Ну?
Трубы и верно были, но надо было обладать воистину волчьим зрением, чтоб их разглядеть. Из рассохшихся фрагментов фундамента в самом деле выпирали куски труб, похожие на крошечные ржавые колоски.
— Вижу, и что?
— Эта штука над нами называется котельной. Используя жар, она превращает воду в пар, чтобы отапливать дома.
— Черт, я знаю, что такое котельная! — окрысилась Холера, — Чай не в стойле родилась!..
Ланцетта не посчитала нужным шикнуть на нее. Она даже не прервалась.
— Той, что над нами, лет сто, не меньше. Скорее всего, это котельная по схеме «Холленкессель», в старой части города много таких. Одноконтурный бронзовый котел с поплавковым регулятором. Хорошая штука, но угля на нее не напасешься. Внутри бронзового котла, в специальной колбе, окруженной жидкой ртутью, находится демон. Это он своей силой превращает воду в пар и отправляет по трубам. Простая и надежная схема.
Семь выкидышей твоей матери, подумала Холера, недоверчиво уставившись на нее, если ты хотела меня удивить, тебе вполне это удалось.
— Так тебя все котлы интересуют, не только ведьминские? — уточнила она, — Жаль, не знала раньше, у нас в Малом Замке пылится отличный котел для грязного белья…
— Видимо, твоему языку не достает привычной работы. Будь добра подержи его на привязи, пока я не закончу. Мой отец был флогистологом[8], он всю жизнь изучал такие штуки.
— Будем считать, я удивлена. Не думала, что ты была знакома со своим отцом. Ладно, чтодальше?
— Эта котельная давно заброшена. Скорее всего, сфексы, захватив или выкупив дома на поверхности, чтобы соорудить из них маскировку для улья, попросту отключили ее. Они и без того производят достаточно тепла, чтобы иметь необходимость согревать себя.
— Здесь сухо, как у меня во рту после хорошей пирушки, — согласилась Холера.
— Сфексы не любят сырость. От влаги их получеловеческие тела начинают гнить, а плоть отделяется от костей. Но сейчас это неважно. Важно то, что котельная отключена, но не уничтожена. И вот еще что. Демон, спящий в колбе внутри бронзового котла, все еще жив. Когда работы для него не стало, демона погрузили в сон. Сейчас он спит, примерно в сорока метрах над нашими головами, спит и видит свои адские сны.
Холера уставилась в вогнутый потолок так, словно он не был ей уже знаком до последнего альбума[9].
Теперь, когда Ланцетта сказала о демоне, она и сама как будто начала что-то ощущать. Не зрением, конечно, ее глаза были слишком примитивно устроены для этого. Но если их закрыть… Холера мысленно прикоснулась к каменной чаше, плотно сомкнув веки. И стиснула зубы, ощутив, как по наружной стороне ее ладоней проходит волна неприятно колючего зуда. Будто сунула руки в крапиву.
— Ах, сука… Кажется, чую. Это тебе не демон из лихтофора, да?
При упоминании лихтофора Ланцетта улыбнулась, но лишь одними губами.
— Вы удивительно догадливы, мейстерин. Он куда более могущественен. Только представь, он превращал в раскаленный пар целые фудеры[10] воды силой своего гнева. Насколько мне удалось выяснить, его зовут Туреал и он один из шестнадцати ночных слуг адского барона Расиеля. Это не старший демон. Слуга, но слуга, наделенный достаточной мощью, чтоб вскипятить кровь в твоих венах быстрее, чем ты успеешь произнести «Извини, сегодня только в жопу».
Холере захотелось вжать голову в плечи. Она уже почувствовала то, о чем с деланной небрежностью говорила Ланцетта. Исходящий от каменного свода едва заметный жар. Дыхание спящего демона. Узор, ограничивающий его силы и конфигурирующий возможности, был столь сложен, что она даже не могла воспринимать его единым целым.
Десятки спиральных завитков немыслимой сложности, неизвестные ей сигилы, похожие на крючковатые египетские письмена, какие-то второстепенные контуры, отводы, символы… Мало того, что он был сложен в своем устройстве, как сложен любой механизм такой силы, время безжалостно стерло многие детали. Одна только мысль о том, что ей придется коснуться его силой своих чар, вызвала в ней смертельный ужас, как мысль о прикосновении к спящему дракону.