Холестерин колец
Шрифт:
— Ой-ей-ей! — завопил Ловелас. — Это булдог!
Гельфанд повернулся, чтобы взглянуть на ужасную тень, и та начала, бия в мрачный шар, кругами подбираться к мосту. Маг отшатнулся и, вцепившись в веревку, воздел волшебную палочку.
— Стоять, гнусная тварь! — крикнул он.
Но булдог подбирался все ближе, и волшебник, отступив на шаг, выпрямился во весь рост и сказал:
— Пшел прочь, тонкошкурый!
Артопед взмахнул Кроной.
— Ему не удержать моста! — вскричал он и бросился вперед.
— E pluribus unum! — заревел Бромофил и устремился за ним.
— Esso extra, — произнес Ловелас и прыжками понесся следом.
— За Кайзера! За Фрэзера! —
Булдог прыгнул вперел и, подняв над головой кошмарный шар, испустил торжествующий вой.
— Dulce et decorum, — сказал Бромофил, перерубая поручни моста.
— Они не пройдут, — подтвердил Артопед, перерубая опорные колья.
— Лучшее — враг хорошего, — сообщил Ловелас, перерубая трап.
— Все ближе к тебе, Господь, — пропел Гимлер, быстрым взмахом топора перерубая последний канат.
Мост с громким щелчком оборвался, стряхнув в пропасть Гельфанда и булдога. Артопед развернулся и, подавив рыдание, побежал дальше по коридору. Прочие не отставали. Свернув за угол, они внезапно вылетели под ослепительный солнечный свет и, потратив несколько коротких минут на то, чтобы обезглавить спящий караул урков, протиснулись сквозь ворота и покатили вниз по восточной лестнице.
Лестница шла вдоль кисельного потока, в волнах которого зловеще раскачивались какие-то большие и липкие разноцветные сгустки. Ловелас остановился и с чувством сплюнул.
— Это Спумони, — пояснил он, — столь любимое эльфами. Не пейте его — оно вам дырок в зубах понаделает.
Отряд быстро двинулся вдоль неглубокого русла и меньше чем через час уже вышел на западный берег реки Нессельроде, которую гномы зовут Кисельвроде. Артопед дал знак остановиться. Ступени, по которым они спустились с горы, обрывались у кромки воды, а по обеим сторонам узкого пути широкой бесплодной равниной, заполненной бореями и зефирами, дельфинами в бескозырках и уличными указателями, уходили вдаль холмы.
— Боюсь, мы попали в места, еще не нанесенные на карту, — сказал Артопед, из-под ладони вглядываясь вдаль. — Увы, нет с нами Гельфанда, чтобы наставить нас на истинный путь.
— Да, похоже, припухли, — согласился Бромофил.
— Вон в той стороне лежит Лодыриен, Земля Ушлых Эльфов, — сказал Ловелас, указывая через реку на неряшливый лес, образованный ползучими вязами и араукариями. — Я уверен, Гельфанд повел бы нас именно туда.
Бромофил окунул ногу в небыструю реку, и из нее тут же взлетела в воздух порция рыбных палочек с гарниром из жаренных в масле улиток.
— Колдовство! — завопил Гимлер. — Ведьмовство! Дьявольство! Изоляционизм! Биметаллизм!
— О да, — сказал Ловелас, — заклятие лежит на этой реке, ибо названа она именем прекрасной эльфийской девы Нессельроде, пылавшей страстью к Ментолу, Богу Десертных Напитков. Но злобная Оксидоль, Богиня Ловкости Рук и Малого Шлема, явилась ей в образе медного пятака и рассказала, что Ментол изменяет ей с Принцессой Психессой, дочерью Короля Здоровиллы. Узнав об этом, Нессельроде исполнилась гнева и страшной клятвой поклялась отбить Ментолу печенки и упросить свою маму, Синераму, Богиню Краткосрочных Ссуд, обратить Ментола в эректор. Однако Ментол прознал о замыслах Нессельроде и, явившись ей в образе холодильника, превратил ее в реку, а сам отправился на запад, торговать энциклопедиями. Еще и теперь можно слышать, как по весне река принимается негромко стенать: «Ментол, Ментол, сволочь ты этакая! Жила я себе эльфийкой, никого не трогала, и вдруг — плюх! — обратилась в реку. Вонючка ты, вот ты кто!» И ветер отвечает: «Тьфу на тебя!»
— Печальная история, — сказал Фрито. — И все это правда?
— Нет, — сказал Ловелас. — А вот еще песня про это.
И он запел:
То песнь о деве, что жилаВ далекие года.С власами, будто бы метла,С очами, как вода.Был полон жвачки рот ееИ сплетен — голова,Подол же нижнее бельеСкрывал едва-едва.Она носила пудру «в тон»И туфли — самый шик.И все ждала — ну где же он,Порядочный мужик?Однажды эльф-аристократПовел ее на бал.Он намекнул ей, что богатИ жить один устал.И дева эльфу отдаласьВ обшарпанном «рено»,Смекнув, что этот — в самый разИ дело решено.А он в конце сказал, что ждетДавно его невеста,Что он сапожник и вот-вотОстанется без места.Сказал все это, сукин сын,И дернул со всех ног.Когда б такой он был один…Спаси эльфийку бог!— Нам следует переправиться до ночи, — сказал, дослушав пение, Артопед. — А то поговаривают, будто в этих местах свирепствуют таможенные нетопыри и сосущие кровь овиры.
С полотенцем в одной руке и мочалкой в другой Артопед ступил в мыльную воду, прочие последовали его примеру. Глубина нигде не превышала нескольких футов, так что хобботы переправились без труда.
— Действительно, странная река, — сказал Бромофил, когда вода обняла его бедра.
На другом берегу путешественников ожидала шеренга иссохших деревьев, стволы которых покрывали плакаты на Эльферанто, гласившие: «Посетите сказочный Эльф-Виллидж», «Загляните на Змеиную Ферму», «Не пропустите Мастерской Санта-Клауса», «Зачарованный Лес — наше богатство!»
— Лодыриен, Лодыриен, — вздыхал Ловелас, — дивное диво Нижесредней Земли!
Словно в ответ на его вздохи в стволе большого дерева открылась дверца, обнаружив за собой комнатушку, тесную от стоек с почтовыми открытками, громко тикающих ходиков с кукушкой и коробок леденцов из кленового сахара. Из-за торгующего тянучками автомата выскользнул сальной внешности эльф.
— Рекламный фургон, — произнес он и низко поклонился.— Меня зовут Пентель.
— Приблизься, конастога, — сказал Ловелас.
— Так-так-так, — важно откашливаясь, сказал эльф. — Что-то не вовремя вы пожаловали, туристский сезон уже кончился, разве нет?
— Да мы просто так, мимо проходили, — сказал Артопед.
— Ну, не важно, — сказал Пентель. — Тут у нас есть на что посмотреть, будьте уверены, есть. Слева от вас находится оцепенелое дерево, справа — образующая естественный мостик скала с неестественным эхом, а прямо впереди — старинный Источник Исполнения Желаний.
— Мы, знаете, только что из Дории, — продолжал Артопед.