Хольмганг
Шрифт:
– О Флоси больше не будем. Я даже не спрашиваю, как ты уговорил его выйти на хольмганг против тех, про кого он сочинил несколько песен. Но кто будет моим третьим собратом по поединку?
– Гуннар Поединщик из Страны Льдов.
– О!.. Про этого воина я не буду тебя спрашивать, потому что доподлинно знаю – Гуннар после службы в варяжской страже Империи полюбил сверх меры нежных женщин и хорошие вина. С каждым днём его душа требует всё больше и первых, и вторых, поэтому за кусок золота он будет драться с кем угодно и когда угодно. «Хольмгангер» или «хольмгангман» зовут таких людей в моём племени и во многих соседних. Людей, что тропе честного разбоя и великой войны предпочли дорогу поединков по правилам. Я помню его, хотя он вряд ли узнает меня. Хм, не люблю этого человека,
– Почему ты думаешь, что не справишься с Адилсом Непобедимым? Разве это не ты ещё мальчиком отличился в настоящем бою, пока Адилс оттачивал мастерство в дружеских поединках? Разве это не ты проливал кровь в стране Шарлеманя, когда Адилс перешёл от дружеских поединков к хольмгангам?
– Адилс тоже был на настоящей войне.
– Всего один раз, не считая отражения нашествия. А сколько раз воевал ты? А если ещё и вспомнить, что вы почти ровесники.
– Законы хольмганга – это законы хольмганга. Когда ярлы и конунги северных фиордов воюют между собой, мы иногда дерёмся по правилам поединков на малых островах, но я больше принимал участие в набегах на чужие народы, где правило одно: убивать, пока не убили тебя… Нет, я не смогу быть достойным противником. Я столь редко обнажал меч на хольмганге, что почти забыл его правила, а Адилс дерётся только так. Нет, старик. Самому свирепому медведю густых лесов не видать успеха в схватке с медведем вечных льдов, лучший волк чёрной стаи всегда одолеет лучшего волка серой, и силам каждого воина есть свой предел. Ты ошибся. Или отложи хольмганг на несколько лет, пока я не найду достойную женщину и не зачну сына, или уходи из земли северных русов и больше не возвращайся. Я – не тот, кто тебе нужен.
Олаф дал понять, что сказал последнее слово, но старик не спешил уходить. Олафу было неприятно, что он так и не назвал ни имени, ни племени, словно за долгие годы службы в войсках Империи забыл и первое, и второе. Впрочем, молодой рус уже разгадал тайну этого человека. Но не спешил открывать то, что подсказала привычка вслушиваться в слова. Несколько раз подобная зоркость уха спасала Олафу жизнь, а обыкновение до поры до времени ничего не говорить о своих подозрениях помогло спастись и друзьям.
Старик пригладил длинную бороду, смерил крепкую молодую фигуру Олафа хитрым взглядом и сказал:
– И всё-таки ты примешь участие в этом хольмганге.
Такая уверенность не понравилась Олафу. Он не рабских кровей, чтобы позволять собой распоряжаться кому бы то ни было. За такое отношение молодой викинг мог изувечить любого. Но в этот раз Олаф из племени Рус ответил словами. Он дал понять старику, что знает часть его тайны, но не раскрыл, что ему известно всё. Или почти всё.
– Старик, это твоя месть. Да, ты слишком дряхл, чтобы драться самому, и не имеешь ни любящего сына, ни молодого брата, ни верного друга, чтобы кто-то вступился за тебя, а потому ищешь бойцов, способных одолеть Марви и его стаю в честном хольмганге. Ты не назвал своего племени, но.
Олаф чуть было не проговорился, но вовремя взял себя в руки.
– …, судя по тому, что бой на малом острове ты предпочёл большой войне, начинать эту большую войну за твою обиду некому. Твоё племя или погибло в междоусобной резне, пока ты служил в букелларии великого полководца, или слишком малочисленно, чтобы затевать свару. Или… ты просто сам не хочешь большой войны?.. Не хочешь потому, что любишь родные фиорды больше жизни?..
От былой самоуверенности незнакомого старика не осталось и следа. Теперь настал черёд молодого викинга хитро посматривать и довольно посмеиваться.
– Я ни разу не был в Империи, унаследовавшей славу и величие Вечного города, но знаю, что там человеку с твоей проблемой и твоими возможностями было бы проще. Стольный град, как его называют имперцы, или Миклагар – великий город, как зовём его мы, полон людей, готовых за сотню монет вонзить кинжал в любую спину. Даже дорогого друга они убьют, если дорого заплатить. Но в стране северных фиордов нет наёмных убийц, и даже не потому, что убить человека исподтишка легче в шумном городе, чем среди голых скал, а потому что за смерть одного здесь истребляют целое племя. Но ни одно племя не посмеет совершить набег мести, если их воин погиб в честном хольмганге.
Олаф сделал паузу, чтобы насладится триумфом, и закончил мысль.
– Будь ты помоложе, я бы презирал тебя – человека, что пользуется чужими клинками ради личной мести. Но ты слабый старик, и поэтому я не стану осуждать твои мечты, хоть и помогать им осуществляться у меня нет никакого желания. Не знаю, чем и как тебя оскорбили Чёрные братья, но в твоём хольмганге не зазвенит мой меч.
– А если я тебе всё расскажу… – начал было старик.
– Мне всё равно, – не дал закончить молодой викинг. – Я тебя не знаю. Ты человек не моего рода и даже не моего племени. Да, ты нашёл в Стране Льдов одного бывалого поединщика, готового драться за деньги, и сумел убедить Флоси в том, что для его репутации будет позором, если мотив для этой саги перехватит другой скальд. Не знаю точно, как ты уговорил выйти против Человека-горы Эрика Одержимого, ибо тот, кто сходит с ума на поле битвы, умеет рассуждать здраво в мирное время и трижды подумает, прежде чем идти на бой с помесью человека и великана, но вероятно… ты ему предложил удовольствие, от которого не может отказаться тот, чьи зрачки всегда расширены, а сердце бьётся, будто зверь, надетый на копьё. Какая-нибудь новая шалая трава или необычный гриб безумия?.. Ведь берсеркеры знают толк в развлечениях, уводящих человека в мир иной раньше срока. А?.. Я ведь верно сказал, старик?
Губы незнакомца затряслись, брови поползли вверх, а глаза вылезли из орбит. На мгновение он стал похож на ожившего идола, а потом снова стал человеком. Человеком, которого вывели из себя.
– Ты прав, Олаф-рус! Клянусь… могучими асами, прав! Не знаю, кто тебя научил читать мысли, не знаю, какими чёрными колдунами были твои предки, но надеюсь, что они не только передали тебе тёмные знания, но и научили хорошо биться! Тебе потребуются все твои навыки, потому что Адилс Непобедимый сражается серьёзно! Если ты не потеряешь умения читать мысли, когда младший из Чёрных братьев обнажит свои смертоносные мечи, то это будет последний хольмганг молодого поединщика! Только теперь я вижу, что не ошибся в выборе! Клянусь Северным морем, ты будешь сражаться в моём хольмганге!
Олаф нахмурился. Опять незнакомец принимает решение за него.
– Ты слишком долго жил вдали от родных скал и верно забыл, что среди детей северных фиордов нет рабов! Как ты смеешь говорить, что я буду биться в твоём хольмганге, когда я уже ответил отказом?! Или ты вздумал мне угрожать?
Олаф расправил плечи и, не спуская глаз с незнакомца, одним движением развязал «ремешок благоразумия», что соединяет в землях викингов рукоятку меча и верх ножен, дабы люди не срубали друг другу головы там, где достаточно тычка в зубы или хорошей оплеухи. Этот ремешок можно порвать, но достаточно сильным рывком, не таким, каким обычно вынимают меч. А для того чтобы сбросить с глаз пелену гнева или пьяного угара, толкающего на необдуманные убийства, благоразумному воину достаточно буквально одного мгновения. Эту короткую паузу и даёт «волшебный» ремешок. Не будь подобного приспособления, дети северных фиордов, вместо того, чтобы сеять ужас среди прибрежных народов, давно бы перебили друг друга. Или бы переняли мерзкие сердцу свободного человека обычаи других стран, где люди, входя в трактир, отдают оружие слуге трактирщика.
Как нельзя быть свободным, не обладая никаким оружием, чтобы эту свободу защитить, так, став хозяином оружия, с ним можно расставаться лишь перед омовением. Люди, которые не берут клинок на пиры, справедливо опасаясь, что в пьяном бреду могут убить того, кого не хотели убивать, наносят такую обиду своему мечу, которую он рано или поздно припомнит. Хороший меч – лучший друг хорошего воина, и справедливо назовут лицемером того, кто надеется на друга на поле брани, но отказывает ему в праве присутствовать на торжестве в честь победы.