Холод смерти
Шрифт:
Только я вылез из душа, как раздался легкий стук в дверь, такой тихий и робкий, словно дверь была сделана из хрупкого стекла.
— Кто там?
— Мадж Герхарди. Можно войти?
— Сейчас, я оденусь.
Эта процедура потребовала некоторого времени. Надо было расколоть булавки на новой рубашке, а руки у меня ходили ходуном.
— Пожалуйста, позвольте мне войти. Я не хочу, чтобы меня видели здесь, — снова раздался умоляющий голос из-за двери.
Я натянул брюки и босиком пошел к двери. Она с такой скоростью
— За моим домом следит полиция. Может, они следили за мной и когда я шла сюда. Я специально пошла вдоль берега.
— Садитесь. — Я пододвинул ей кресло. — Я уверен, что полиция ничего не имеет против вас. Они ищут вашего друга Бегли-Макги.
— Не надо его так называть. Не надо над ним смеяться. — Это было настоящим признанием в любви.
— А как вы хотите, чтобы я его называл?
— Для себя я продолжаю называть его Чак. Человек имеет право изменить имя, особенно после того, что они ему сделали и продолжают делать. Как бы там ни было, он писатель, а писатели часто пользуются псевдонимами.
— О'кей. Буду называть его Чак. Но вы ведь пришли сюда не для того, чтобы обсуждать, как к нему обращаться.
Она прижала палец к губам. Сегодня она была без помады и без какой-либо другой косметики. Без нее она выглядела моложе и беззащитнее.
— У вас есть какие-нибудь известия от Чака? — спросил я.
Она кивнула почти незаметно, словно резкое движение могло принести ему какой-нибудь вред.
— Где он, Мадж?
— В безопасном месте. Я вам ничего не скажу, пока вы не пообещаете мне не выдавать его полиции.
— Обещаю.
Ее взгляд просветлел.
— Он хочет поговорить с вами.
— Он не сказал о чем?
— Он разговаривал не со мной. Мне позвонил его друг из порта.
— Значит, он где-то в порту.
Она еще раз едва заметно кивнула.
— Ну вы мне сказали уже довольно много, — подбодрил ее я. — Можете теперь рассказать и остальное. Я бы много дал за такое интервью с Чаком.
— Вы не приведете к нему полицию?
— Нет, если мне удастся. Где он, Мадж?
Она нахмурилась и наконец решилась:
— Он на яхте мистера Стивенса.
— Как он там очутился?
— Я не знаю точно. Он знал, что мистер Стивенс в эти выходные участвовал на ней в гонках в Бальбоа. Я думаю, он поехал туда и сдался мистеру Стивенсу.
Я оставил Мадж в своей комнате. Она не хотела ни ехать со мной, ни выходить в одиночку из мотеля. Я отправился к порту по бульвару, идущему вдоль берега. В океане в пределах видимости маячило всего лишь несколько рыбачьих лодок. Большая часть суденышек была пришвартована к причалам или стояла на якорях вдоль мола. Там же покачивались частные яхты.
В понедельник почти все суда стояли у берега, лишь на самом
Я подошел к стеклянной будке служителя порта, и он показал мне яхту Стивенса. Хотя она и стояла в дальнем конце причала, но была хорошо заметна благодаря своей высокой мачте. Я направился к ней по качающимся мосткам причала.
Это было длинное комфортабельное судно под названием «Привидение» с каютой, расположенной на уровне ватерлинии. Все деревянные части были отлакированы, медь блестела.
Яхта мягко покачивалась на воде, как зверь, готовящийся к решительному прыжку.
Я поднялся на палубу и постучал в крышку люка. Мне никто не ответил, но, когда я потянул ее на себя, она поддалась. Я спустился вниз по узенькой лестнице, миновал отсек, уставленный коротковолновой радиоапаратурой, крохотный камбуз, в котором пахло пережаренным кофе, и наконец добрался до кают. Солнечный зайчик, словно живая светлая душа, качался на переборке судна, то поднимаясь, то опускаясь вместе с яхтой. К нему я и обратился:
— Макги?
Наверху кто-то завозился, и через секунду сверху свесилась голова. Выражение лица очень соответствовало названию судна. Макги сбрил свою бороду, нижняя часть его лица теперь выглядела светлее. Он постарел, осунулся, от былой самоуверенности не осталось и следа.
— Вы пришли один? — прошептал он.
— Естественно.
— Значит, вы тоже считаете, что я не виноват? — Теперь он испытывал прилив надежды даже от такой малости.
— А кто еще считает, что вы не виноваты?
— Мистер Стивенс.
— Это была его идея? — спросил я.
— Он не настаивал на этом.
— О'кей, Макги. Так чего вы хотите?
Он продолжал лежать, глядя на меня. Губы его подергивались, он словно чего-то ждал.
— Не знаю даже, с чего начать. Я думал десять лет, думал и молчал, так что теперь даже трудно поверить, что я могу говорить. Я знаю, что произошло, но я не понимаю, почему это случилось. Десять лет за решеткой без надежды на досрочное освобождение, потому что я так и не признал себя виновным. Как же я мог признаться в том, чего не было? Меня оклеветали. А теперь они хотят сделать это снова.
Он сжал руками полированный край верхней полки.
— Нет, братишка, я не вернусь обратно в Квент. Я провел там десять лет, и эта было нелегкое время. Нет ничего тяжелее, как расплачиваться за чужие грехи. Господи, как медленно там тянется время! Они не могли обеспечить всех работой, и большую часть времени я просто сидел и думал. Но теперь я им так не дамся. Я убью себя.
Он говорил искренне, я ответил ему тем же:
— Этого не будет, Макги. Я вам обещаю.
— Как бы я хотел вам верить. К сожалению, я уже разучился верить людям. Люди не верят тебе, и ты перестаешь верить им.