Холод смерти

Макдональд Росс

— Я знаю, — произнес он. — Долли слишком много наговорила неправды начиная с незапамятных времен. Но одно дело, когда лжет ребенок, а другое дело — взрослый.

— Вы великодушный человек.

— Нет, нет, что вы. Когда в то воскресенье я увидел их фотографию в газете, у меня в сердце все закипело. «Какое право она имеет быть счастливой после того, что она мне сделала?» — подумал я.

— И вы ей сказали это?

— Да, сэр, сказал. Но моя злость быстро иссякла. Она так похожа на свою мать. Я вспомнил свою юность,

когда мы только что поженились с Констанцией, и словно вернулся в счастливое прошлое. Это было самое счастливое время — я служил во флоте, а Кони была беременна.

Он погрузился в воспоминания, все дальше и дальше уплывая от настоящего. Я не мог винить его за это, но мне надо было вернуть его к действительности.

— Значит, в то воскресенье вы набросились с обвинениями на свою дочь?

— Сначала да. Признаю. Я спросил ее, зачем она оклеветала меня на суде. Но ведь я имел право интересоваться этим?

— Думаю, что несомненно. Как она отреагировала на это?

— У нее началась истерика, и она стала кричать, что говорила правду, что видела меня с револьвером и слышала, как я ругался с ее матерью. Но это было вранье, и я сказал ей об этом. Меня даже не было в Индиан-Спрингс тем вечером. Тут она замолчала.

— Что было потом?

— Я спросил ее, зачем она сказала неправду. — Он облизнул губы и продолжал шепотом: — Я спросил — может, она сама попала в маму случайно? Алиса ведь держала револьвер в доступном месте. Это ужасный вопрос, но я должен был его задать. Слишком долго он меня мучил.

— Со времени суда?

— Да. Даже раньше.

— Почему вы не позволили Стивенсу подвергнуть ее перекрестному допросу?

— Я был неправ. Поэтому я и занялся этим сам десять лет спустя.

— Каков был результат?

— Еще большая истерика. Она смеялась и плакала одновременно. Мне было ее так жаль. Она побледнела, как полотно, и огромные слезы катились по лицу. Они казались такими прозрачными и чистыми.

— И что она сказала?

— Естественно, она сказала, что она тут ни при чем.

— А как вы думаете, она умела обращаться с оружием?

— Немного. Кое-что я ей показывал, а кое-что — Алиса. Для того чтобы случайно нажать на курок, не надо уметь хорошо обращаться с оружием.

— И вы продолжаете считать, что это не исключено?

— Не знаю. Об этом-то я и хотел поговорить с вами.

Наконец он словно освободился от невидимого груза. Он спустился вниз и встал передо мной в узком проходе. На нем был черный свитер, джинсы и кроссовки.

— Вы можете поговорить с ней. Я не могу. Мистер Стивенс тоже не может. А вы можете пойти и спросить, что произошло на самом деле.

— Может, она не знает.

— Я думал об этом. В то воскресенье в ней как будто все смешалось. Я не хотел сбивать ее с толку. Я только задал ей несколько вопросов. Но, похоже, она сама не понимала, где правда, а где

ложь.

— Она признала, что выдумала свои показания?

— Она выдумала их с помощью Алисы. Я могу себе представить, как это было. Алиса спросила: «Это было так, правда? Ты видела папу с револьвером, да?» И постепенно у нее выстроилась вся история.

— Алиса сознательно хотела оклеветать вас?

— На ее языке это называется иначе. Она искренне считала, что я виноват. И добивалась только того, чтобы я обязательно был наказан по заслугам. Она внушала это Долли, не подозревая, что заставляет ее лжесвидетельствовать. Моя дорогая, ненаглядная свояченица всегда хотела избавиться от меня.

— И от Кони тоже?

— От Кони? Что вы, она боготворила ее. Алиса всегда вела себя по отношению к ней, скорее, как мать, а не как сестра. Между ними была разница в четырнадцать-пятнадцать лет.

— Вы сказали, что она ни с кем не хотела делить Кони. Ее чувства к ней могли измениться, после того как ей стало известно о Брэдшоу.

— Не настолько. Да и кто мог сказать ей об этом?

— Ваша дочь. Раз она сказала вам, она могла сказать и Алисе.

Макги покачал головой:

— Ну вы даете!

— Приходится. Дело серьезное. Вы не знаете, Алиса когда-нибудь жила в Бостоне?

— По-моему, она всегда жила здесь. Она же дочь отечества. Я тоже сын отечества, но мне за это никто не давал медаль.

— Дочь отечества тоже может съездить в Бостон. Алиса никогда не работала в театре? Может, она когда-нибудь была замужем за человеком по имени Макреди? Она никогда не красилась в рыжий цвет?

— Нет, все это совершенно не похоже на нее.

Я вспомнил ее фантастическую розовую спальню.

— Более того... — начал Макги и замолчал. Он не выдержал длинную паузу. — Знаете, пожалуй, я возьму сигарету.

Я протянул ему сигарету и зажигалку.

— Что вы хотели сказать?

— Ничего. Просто думал вслух.

— О ком вы думали?

— Да ни о ком. Забудьте об этом.

— Говорите, Макги. Вы же сами хотели встретиться со мной.

— По-моему, у меня еще есть право не афишировать все свои мысли. Это единственное, что поддерживало меня в тюрьме.

— Но сейчас вы уже на воле. Вы что, хотите вернуться обратно за решетку?

— Я не хочу оставаться на воле за чужой счет.

— Идиот. Кого вы теперь прикрываете?

— Никого.

— Мадж Герхарди?

— Оставьте меня в покое.

Больше мне ничего не удалось из него выудить. Тюрьма медленно и неизбежно ломает людей. Из Макги она сделала святого — что за парадокс!

Глава 27

Судьба была, как всегда, безжалостна к нему. Вылезая из люка, я увидел, что к яхте приближаются трое. На фоне заходящего солнца их литые фигуры двигались неумолимо, как сама судьба.