Холод
Шрифт:
Откинувшись на стену, я задремал, но тут за окном раздались крики. Залаяла во дворе собака. Вначале подумал, что опять мужики пришли по мою душу. Взял пищаль и выглянул в окно. В сторону окраины пробежали четверо: три мужика и баба.
— Спасайтесь люди добрые! — кричал один на всю деревню. — Беда! Чудище идёт!
Я сразу понял, что на село напали моры. Разбудил Егора.
— Короче, так, — сказал я. — В селе что-то происходит. Возможно, напали моры. Я пойду узнаю, что делается, а ты сиди здесь и никуда не выходи, даже во двор. К окнам не приближайся, и мелких с печи не выпускай. Ты
— Чего? — пацан протёр глаза, зевнул и спросонья уставился на меня. — А… Ага. Хорошо.
— Дверь запри и, кроме меня, никому не открывай.
Вдруг я увидел, как в свете лучины по стене пробежал небольшая чёрная тень. Потом ещё одна, а потом они забегали по всей горнице. В хлеву испуганно заржали лошади, замычала корова, собака надрывалась от лая.
Я пригляделся. Оказалось, это не тени, а здоровые тараканы.
— Откуда их так много? — нахмурился Егор, глядя на насекомых. — И здоровые такие. — Он спрыгнул босыми ногами на пол, подошёл и шлёпнул рукой по таракану, даже не поморщившись. Однако тот вместо того, чтобы упасть дохлым, просто улетучился чёрной дымкой, чем ввёл парня в ступор. — Что за хрень? Мерещится, что ли? — Егор треснул второго. Результат оказался тот же.
Я достал из кармана фонарь, зажёг его и наставил на тараканов, чтоб получше разглядеть. Сделать это не вышло: в луче кристалла тараканы просто исчезали.
Я поводил лучом по стенам — тараканы исчезли. Затем повесил фонарь на пуговицу, взял пищаль и вышел на улицу, ещё раз напомнив Егору, чтобы тот сидел дома.
Отправился в сторону центра села: именно оттуда бежали крестьяне. Миновав несколько дворов, я оказался возле храма. Людей тут уже не было: все либо свалили, либо заперлись по домам.
Из-за домов доносились громогласные заунывные стоны и что-то похожее на кашель. Звуки эти становились всё ближе. Я навёл ствол пищали на угол избы, за которой раздавалась вся эта какофония. Ждать пришлось недолго. Вначале оттуда выскочили стаи тараканов и ринулись по снежному насту в разные стороны, а потом показалось нечто огромное и тёмное.
Фонарь осветил существо. Такого я ещё не видел. Это была тощая сгорбленная фигура, похожая на человеческую, из живота, предплечий, груди и спины её торчали в разные стороны более десятка рук, а в голове зияла дыра во всё лицо. Существо плелось медленно, останавливалось чуть ли ни на каждом шагу и кашляло. Из дыры в лице его вырывалась туча чёрного тумана и рассеивалась по улице.
Я не стал долго разглядывать урода, нажал на спуск. Монстр был слишком большим, чтобы промахнуться по нему с такого расстояния… И я не промахнулся. Существо подняло голову дырой в небо и застонало ещё громче и заунывнее. Однако не упало. Значит, нужно добавить. Я закинул пищаль за спину и, достав пистолеты, пошёл на монстра. Для эффективного выстрела следовало подойти почти в упор.
Но тут из-за спины существа с воем вылетели пять костлявых собакоподобных мор и ринулись на меня. За ними выбежал уродец с двумя парами длинных рук, которыми он активно перебирал по снегу. Заткнув пистолеты в кобуры, я выставил вперёд руки, которые тут же превратились в две почерневшие ледышки, и сосредоточив все силы, выпустил в мчащихся на меня тварей морозные струи.
Я думал, что сейчас придётся рубиться не на жизнь, а на смерть, но произошло то, чего я не ожидал. Метров на пять от меня образовалась дорожка из ледяных кристаллов, и четыре «собаки» тут же вмёрзли в неё всеми лапами. Осталась последняя. Она на миг замешкалась, а я выхватил саблю, и существо, бросившись на меня, тут же напоролась на мой клинок.
Подбегало последнее, с четырьмя руками. Я рисковать не стал: заморозил ему нижнюю половину тела и рубанул по шее. Существо захрипело, харкая кровью, обмякло и упало на снег.
Пока я дрался с мелкими, здоровый монстр развернулся и скрылся за избами.
— Ну куда же ты, уродец, удираешь, — пробормотал я с досадой.
Тварь нельзя было упустить. Но первым делом следовало добить вмороженных в лёд «собак», что я и сделал, после чего побежал за здоровым. К счастью, двигался тот медленно, и далеко не ушёл. Он продолжал кашлять, исторгая из дыры в лице чёрный туман, который уже заполнил всю улицу.
Голова моя закружилась, в ногах появилась слабость, и я понял, что дальше идти не стоит. Кажется, туман этот плохо на меня влиял. Я остановился и пальнул монстру в спину из обоих пистолетов. Тот застонал пуще прежнего, изогнулся, но идти не прекратил.
Скинув с плеча пищаль, я принялся её заряжать. Монстр тащился так медленно, что я успел провести все манипуляции с порохом и пулей, прежде чем он скроется из поля зрения. Кажется, существо тоже ослабло. Оно постоянно спотыкалось, его сильно шатало. Я вскинул ружьё и выстрелил. Существо завыло, сделало ещё три шага и рухнуло в снег, а затем начало медленно тлеть. Монстр умер, и пепел уносился в ночное серое небо.
Я опёрся о бревенчатую стену, рядом с которой стоял. Чувствовал себя паршиво: слабость и изнеможение разливались по телу, а сняв перчатку, я обнаружил на тыльной стороне ладони чернеющие вены. Надо было как можно скорее выходить из чёрного тумана, и я побрёл домой. Хотелось одного: завалиться на кровать и ни о чём больше не думать.
Когда подходил к дому, самочувствие немного улучшилось: в голове прояснилось, слабость уменьшилась, а вены больше не чернели. Егор открыл калитку. Пока меня не было, ничего не произошло. По словам парня, тараканы ещё некоторое время бегали по стенам, а потом внезапно пропали. Лошади в стойлах успокоились, а собака лаяла уже не столь надрывно.
Егор сразу набросился с расспросами о том, что делается в селе.
— Моры напали, — коротко ответил я. — Я убил нескольких. Не знаю, остались ли ещё, но на всякий случай завтра не выходи на улицу.
Я чувствовал себя жутко уставшим, и бодрствовать до утра был не в состоянии, а потому, добравшись до кровати, я шлёпнулся на соломенный матрас и уснул.
Проснулся на рассвете. Чувствовал я себя… вменяемо. Не сказать, что сил было полно, но и не как вчера. Подумал: странно, что Егор не разбудил меня. Мы договорились, что разбудит в четыре утра. Конечно, легли мы поздно, но работы по дому это не отменяло. Похоже, парень решил меня не тормошить.
Но когда я вышел из комнаты, то сразу понял, в чём дело. Егор, и дети Фроси — Маня с Алёшей — неподвижно лежали на почти остывшей печи.