Холод
Шрифт:
– Ограничения считаю излишними, допуск к работе рекомендую полный.
– Снова затяжка и я погружаюсь облако "безникотинового", очищенного и освеженного, по всем стандартам европейской культуры, табачного дыма.
Лучше бы она кальян потягивала, право слово, чем тянуть в себя дым пропитанной духами, бумаги.
У "мертвых" самый большой процент курильщиков. Нам не грозят онкозаболевания, мы и так ходим по лезвию. Врачи обещают нам, в случае ведения здорового образа жизни, 150 - 170 полных лет разумного существования,
– Сайд.
– Амина чуть тронула меня за плечо.
– О чем задумался?
– О 170 годах жизни, которые нам прочат.
– Признался я.
– Смешно, правда? Мы курим, как паровозы. Бухаем, чернее чем врачи, учителя и полицейские, вместе взятые. Выжимаем из себя все, без остатка, вкладывая в свои "конструкты". Сходим с ума, от видений. Срываемся, видя несправедливость и сгораем, как мотыльки над огнем свечи. "Верша справедливость".
– Шел бы ты... К жене...
– Амина мрачно огрызнулась, в тайне соглашаясь с моим мнением.
– Когда еще, сможете по Парижу, прогуляться...
Мне всегда везло с руководством, всегда везло с окружающими меня людьми, но... Собственная голова и язык, однозначно доведут меня до могилы. И намного быстрее, чем в 170 лет.
Ментат вернул меня на службу - очень замечательно.
Дел накопилось - уйма.
Пришла пора дать отпор Айрику, который нещадно бомбардирует меня с этим "Отельным Робином", веря в то, что я смогу докопаться до истины.
А я - не хочу. Мне нравится, то, что "отельный Робин" творит. Нравится его любовь к демонстративной жестокости и максимальной эффективности. Мне симпатично его решение проблем. И, нет у меня желания искать человека, "потрошащего" всяческую... Ну, нет и хоть ты динамит закладывай!
Да и дела, которые лежат в ящике стола, в отделе, тоже надо закончить. И, теперь уж мне точно никто не помешает втретиться с Волл дэ Марром и вволю почесать язык.
– Вижу-вижу.
– Обрадовала меня Марша, встречая на выходе из этого серенького и неприметного здания, в котором обреталась целая служба контроля, управляемая ментатами.
– "Годен"?
– Годен.
– Я подхватил жену за талию и закружил вокруг себя, в лихом темпе.
– Все возвращается, на круги своя. Так что, с понедельника, возвращаю кухню под твое чуткое руководство.
Мы бродили по улочкам города, рассматривая достопримечательности, и пугали бесстыдных, но уже становящихся такими же серыми, парижан, своими яркими нарядами и блестящими глазами.
Грязная Сена, совершенно не впечатляла, а судя по душку - в ней кто-то сдох, причем уже давно.
Питерские каналы и мосты, на мой, совершенно не патриотичный взгляд, на добрый порядок милее и более чем на десять - душевнее. А уж с бескрайними берегами родного Иртыша, дикого и вольного, вообще сравнение не в пользу утисканной в каналы, как проститутка в корсет, Сены.
Только презервативы, разбросанные мимо урн, как напоминание толерантности и сексуальной революции. Слабая попытка украшения города, красивого только на картинке.
Марша со мной была не согласна.
Вдыхая воздух города Дюма и Парижской коммуны, она круглыми глазами смотрела по сторонам, видя только то, о чем говорилось, не замечая того, что творилось.
Множественные лавчонки, с "профильными носами" их владельцев, кучки громко гогочущей молодежи и бесконечные уныло-матерные граффити на стенах.
Полицейские, провожающие нас взглядами, вздрагивали от чужого языка и жались к своим машинам.
Один-единственный раз, пара молодых патрульных подошла к нам и попросила предъявить документы.
Увидев корочки "Фемиды", широко улыбнулись и отвалили в сторону, о чем-то сообщая по рации своему диспетчеру.
Попытка подняться на Эйфелеву башню, едва не закончилась полным фиаско - очередь из японцев, индийцев и прочих, дважды опоясывала опоры башни и двигалась в час по чайной ложке.
На помощь пришли уже знакомые полицейские, отконвоировав нас через шумную толпу, прямо к лифту и пошептавшись там с местной службой охраны.
Вид сверху, действительно кружил голову.
Марша замерла у перил и словно завороженная, рассматривала город.
А я - любовался ей.
– Останемся здесь на ночь?
– Марша сидела напротив меня в маленьком кафе, под открытым небом.
– Пожалуйста.
– Выбирай, где остановимся.
– Подмигнул я.
Сказки хочется всем.
Жаль, не так мы воспитаны, чтобы целоваться в присутствии лифтера.
Лифт, размером с комнату, собирал постояльцев и развозил их по этажам со скоростью неспешно плетущийся улитки, важно открывал свои зеркальные двери и тихонько шипел в динамиках Азнавуром.
Сделанный под старину, с обилием зеркал, откидными скамеечками и золотыми финтифлюшками, тем не менее, это был совершенно новый лифт, со всеми функциями безопасности.
Очень интересная модель.
Богатая.
И толпа собралась, вовсе не маленькая - человек 25-ть, не меньше.
Толпа оттеснила нас с Маршей к самой стенке лифта, а нам того и надо - никто не смотрит.
Судорожно дернувшись, лифт замер. Снова дернулся и поехал вниз.
Дернулся и сменил освещение на аварийное.
Азнавур сменился вежливым женским голосом, объясняющим, на трех языках по очереди, что причин для паники нет и надо просто оставаться на своих местах.
Французский сменился английским, английский - русским.
Девушка, отбарабанила обращение на русском языке и добавила неопределенный артикль.