Холод
Шрифт:
Один из русских, нервно хохотнул и обозвал голос из коридора "капитаном Очевидностью". Англичанин выразился несколько более эмоционально.
– Очень жаль.
– Голос Мишеля ворвался в дымную пелену лифта и заставил меня напрячься.
– Мы так не договаривались, но... Мягкой посадки.
Сверху что-то шумно хлопнуло, и лифт просел на целый метр.
Сработали "экстренные настройки торможения" и лифт замер, как влитой.
Женщина, что тихо молилась, продолжала молиться, совершенно
Сверху, наконец-то, закапала красная жидкость - сидящий на лифте боевик, либо подорвался, либо, все-таки, получил свою, именную, пулю.
Через пару минут, лифт опустел, выпуская из своего нутра клубы дыма, что засасывались в гостиничную вытяжку.
Потерпевшие рассаживались вдоль стен, накрываясь одеялами и выслушивая медработников, что набежали не хуже тараканов.
– Привет!
– Подошедший ко мне молоденький парнишка в форме, протянул руку.
– Я Мухаммад!
Я едва поймал челюсть. Судя по голосу в голове, я представлял себе несколько иного человека.
Отсмеявшись и представив "обсервера" Марше, задал вопрос, который меня беспокоил больше всего.
– Мы можем идти?
Мухаммад покачал головой и требовательно протянул руку.
– Оружие покажи.
Повертев мои 2000-е и выщелкнув из обоймы тупоносую пулю, "обсервер" развернулся к Марше.
– Теперь, ты.
Марша достала из сумочки своего "китайца" и протянула парню.
– Н-да...
– Выдохнул Мухаммад, изучая острую пулю калибра 5,8.
– Такое надо запрещать, для продажи частникам. Марк! Покажись...
Марк, медведь по развороту плеч, показался мне очень угрожающим. И расстроенным, одновременно.
"Обсервер", не глядя, протянул руку, расстегнул один из многочисленных кармашков на бронежилете Марка и достал оттуда титановую пластину, с застрявшей в ней остроконечной пулей.
– Это называется - "дружественный огонь".
– Вздохнул Марк.
– На пяток сантиметров правей и выше...
Марша изменилась в цвете лица и прижалась ко мне еще сильней.
– Страшная сила.
– Мухаммад расстегнул свой бронежилет и протянул Марше пробитую пластину.
– Держи. На память.
По полу лифта, хрустя битым стеклом, уже топтались эксперты-криминалисты, выковыривая гильзы и вытаскивали тело террориста с крыши лифта.
Мир снова вошел в привычную колею.
Еще час, не более, и вышколенные горничные вычистят ковры, уберутся в лифте и завтра, уже ничто не будет напоминать о случившемся.
Разве что, рапорты полицейских да новостной сюжет, на местном телеканале.
Да царапина на шлеме Мухаммада, что оставила моя пуля, пробив двери лифта.
Муж и жена, муж и жена...
Никуда от этой пословицы не денешься.
Дальше было не интересно, обычная трудовая рутина полицейских будней.
Опросы свидетелей, допросы подозреваемых и прочая бумажная волокита, вошедшая в рамки законности.
Вот, объясните мне, зачем носить в сумочке пистолет, если он у тебя закрыт на замочек? А ключ от замочка - в другой сумочке?!
Европейская свобода, ничуть не лучше любой восточной свободы.
Везде и все одно и то же.
Старенький 767 Боинг, на борту которого мы покидали такую непонятную мне Францию, подпрыгнул и очутился в небе, с ловкостью прыгуна в высоту.
Кажется, гравитация для этого монструозного авиалайнера совершенно не писана.
Слева и справа от нас, сидела пара "воздушных маршаллов", призванных проследить, что территорию Европейского союза мы точно покинем. И именно на этом самолете, а не каким либо иным, образом.
Система, никуда от нее не денешься!
Амина предлагала провесить проход, но замшелые консерваторы от юриспруденции, развели руками. В их книгах написано, что самый быстрый и надежный способ покинуть территорию - улететь на самолете, значит, улететь на самолете.
Правда, билет на самолет, пришлось оплатить нам - считать деньги они умеют.
Учитывая, что ночка у нас выдалась совершенно бессонная, время перелета мы провели в состоянии полного отруба, привалившись друг к другу и не обращая внимания ни на стюардесс, ни на сопровождавших нас, ни на красоты под крылом самолета.
Аэропорт "Летицы", новенький, с иголочки, функционирующий всего два года, вместо "Домодедово", так же прошел мимо нашего сознания.
Нас поднять - подняли, а разбудить - забыли.
Расписавшись в планшете, что свое оружие обратно получил и претензий не имею, я провесил проход в квартиру, закидал в него обе наши спортивные сумки и дальше - снова не помню.
События последних двух суток оказались для меня чересчур замудренными. Все эти реверансы и экивоки, партийные движения и политические течения, для моего аналитического мозга оказались слишком.
Было смешно наблюдать, как усравшийся от страха судья, уже начинающий попахивать, вылетел из совещательной комнаты.
С какой довольной лыбой выходил из здания полицейского участка, отпущенный под залог, один из террористов.
С каким странным взглядом провожал Мухаммад адвоката, только что договорившегося об условном сроке, для остальных, выживших.
И как было удивительно слышать в свой адрес фразу, о "неправомерно жестоком превышении права на самооборону".
– Сайд.
– Марша поставила на стол передо мной кружку с кофе.
– На работу не опоздаешь?
– Нет, Лисс.
– Ляпнул я и замер, ожидая реакции.