Холодная комната
Шрифт:
– Пожалуйста.
Изучив документ, женщина вернула его владельцу.
– Одну минуту!
Сбегала в ванную, погремела чем-то, вернулась. Сев к столу боком, очень красиво закинула ногу на ногу.
– Ну, так что вы хотите знать, Алексей Григорьевич?
– Оленька, а вы чаю мне не нальёте? – вяло спросил Алексей Григорьевич, отдавая должное интуиции Кременцовой, – если не трудно.
– Не трудно. Дело привычное. Вы вина, может быть, хотите?
– Да, вина можно.
Ольга, вскочив, опять унеслась. Двигалась она не только стремительно, но и громко –
– А вы точно следователь?
– Моё удостоверение и помощница прокурора Москвы, телефон которого я вам дал, вас не убедили? Что же вам дать ещё, чтоб вы успокоились?
Она миленько рассмеялась.
– Я недоверчивая! К тому же, вы на следователя не очень-то и похожи.
– А на кого я похож? – спросил Хусаинов, выдернув пробку и наполняя бокалы.
– Пожалуй, что на студента.
Эти слова польстили Алексею Григорьевичу.
– Я так молодо выгляжу?
– Да, весьма. И чёлка у вас такая… ну, длинная!
Они выпили, съели по шоколадной конфете.
– Произошло убийство, – сказал затем Хусаинов. Ресницы неимоверной длины тревожно затрепетали.
– Какой кошмар! А при чём здесь я?
– Скажите, пожалуйста, вам вчера врезали замок?
– Врезали. И что?
– Как мастера звали?
– Мастера?
– Да.
– Не помню. Точнее, даже не знаю. Не спрашивала. А что? К чему все эти вопросы? Они мне кажутся странными. Объяснитесь, пожалуйста.
Хусаинов налил ещё.
– Убили его жену.
– Жену?
– Да.
Ольга неожиданно усмехнулась и осушила бокал.
– Алексей Григорьевич! Вы свихнулись, если решили, что это я убила его жену. Вы его не видели, что ли?
– Почему? Видел.
– И как он вам?
– Да никак.
– Ну а если вам он никак, то почему мне он должен быть по-другому?
– Потому, что мы с вами – разные люди. Настолько разные, что нас вместе в баню не пустят.
Она задумалась. Он рассматривал её руки – тонкие, белые, суетливые. Они были более выразительны, чем глаза. Руки и глаза, казалось, принадлежали двум разным людям. Например, синие огоньки газовой плиты Ольга созерцала, как одинокий костёр в зловещей ночной степи, но при этом руки её вели себя так, словно неподвижность была им в тягость.
– Давайте – ка ещё выпьем, – предложил Хусаинов, беря бутылку. Ольга кивнула, и предложение тут же было реализовано.
– Курить можно?
– Можно. Но уж скажите мне, наконец – что же вы хотите узнать, Алексей Григорьевич? Дело – к ночи.
– Я очень хотел бы знать, кто изображён на иконе, которую вы ему подарили, и где вы взяли эту икону.
Ленивый взгляд больших глаз переполз с конфорки на Алексея Григорьевича.
– Икону?
– Да.
– Он сказал, что я подарила ему икону?
– Именно так.
– Но это не так! Я этому алкоголику вовсе ничего не дарила!
Следователь молчал. Ольга разозлилась.
– Да вы с ума сошли! По-вашему, я настолько стара, что вынуждена заманивать к себе всяких озабоченных алкоголиков и дарить им подарки? Вы просто хам!
– Успокойтесь.
– Не успокоюсь я! – кипятилась задетая за живое дама, – может, и вы пришли ко мне за подарками? В таком случае, вон отсюда! Незамедлительно!
Хусаинов закуривал.
– Я пришёл проверить оперативную информацию. Не дарили – так не дарили. Значит, он врёт. Очень хорошо. Будем выяснять, зачем ему это нужно.
– Он что, иконой жену свою укокошил? – сменила женщина гнев на милость.
– Можно сказать, что да.
– Обалдеть! Икона, надеюсь, цела осталась?
– Да не совсем.
У Ольги опять задрожали губы от бешенства. Стукнув по столу кулаком, она пропищала:
– Я бы всех алкоголиков отдавала на растерзание львам! Да, львам! Зачем тратить деньги на прокорм львов в зоопарке, если есть гады, которые полагают, что можно ездить верхом на женщинах, а потом избивать их до смерти?
– Успокойтесь, – рассеянно повторил Хусаинов и поглядел на часы. Было уже двадцать минут одиннадцатого.
– Успокойтесь! – передразнила Ольга, – благодарю за рекомендацию! Вам легко говорить! Вы – сам такой, вижу! Мужчины все таковы!
Где-то в полутёмной, спрятанной за углом глубине квартиры пронзительно зазвонил телефон. Ольга поднялась, продолжая корчить презрительную гримасу, и с резким, злым вилянием ягодиц пошла брать звонок. Алексей Григорьевич стряхнул пепел в мусорное ведро, стараясь прислушиваться.
– Алло! – донеслось из комнаты, – вы ошиблись.
Стукнула трубка о телефон. Вслед за тем раздался тихий щелчок – не иначе, из телефонной розетки вынули вилку. Сразу же после этого прибежав обратно на кухню, Ольга опять уселась, выплеснула остатки вина в бокалы и убрала бутылку под стол.
– Простите, вспылила.
– Вы, как я вижу, ни разу не были замужем?
– Не была. И не собираюсь. Дура я, что ли? Уж на что мой отец был ангел, хоть и с погонами, а мать всё-таки умерла совсем молодая! Я её почти и не помню.
Чокнулись. Осушили бокалы.
– Но ведь случается, что и жёны переживают своих мужей, – заметил, давя зевок, Хусаинов. Ольга лишь усмехнулась и неконфликтно сделала взмах рукой – дескать, полно чушь городить, Алексей Григорьевич! Хусаинов опять взглянул на часы и встал.
– Ну что ж, мне пора. Приятных вам сновидений, Оленька.
Послюнявив пальцы, он погасил окурок, бросил его в ведро, и – куда быстрее, чем птица взмахивает крылом, повернулся к Ольге. В его руке был «Макаров», направленный ей в лицо, буквально перекосившееся от ужаса под слоями белой косметической маски. Разинув рот на неимоверную ширину, женщина отчаянно завизжала.