Холодная комната
Шрифт:
– На четверть. А теперь вы представьтесь, пожалуйста.
– Вероника Валерьевна, – отрекомендовалась старуха, и, недоверчиво оглядевшись по сторонам, перешла на шёпот, – сегодня ночью сижу я, стало быть, под открытой форточкой у себя на кухне…
– Где вы живёте? – невежливо перебил Хусаинов.
– В семидесятой квартире!
– Третий этаж?
– Да, третий.
– А вы живёте одна?
– Одна! Дочка у меня весной замуж вышла, а сын с племянником…
– Всё понятно. Я к вам зайду. Будьте дома.
выдернув руку из цепких пальцев старухи, следователь вошёл в подъезд, и, вдруг заспешив, поднялся по лестнице с расшатавшимися перилами на четвёртый этаж. Идя от второго к третьему, он щелчком отправил окурок в форточку. Деревянная дверь семьдесят четвёртой квартиры была открыта. В тесной прихожей сидел на стуле щупленький капитан с седыми усищами. Это был участковый. Он козырнул Хусаинову, незначительно приподнявшись, и протянул ему руку. Квартира была двухкомнатная. Алексей Григорьевич оглядел её из прихожей. В маленькой комнате, на тахте, поверх одеяла, лежал труп женщины. Эта женщина была голая. Её рот был открыт, притом очень широко, до предела. На подбородке и шее запеклась кровь. Мёртвые глаза смотрели на потолок с таким выражением, что семнадцатилетний стаж сыщицкой работы не удержал Хусаинова от невольного вздоха. Во второй комнате, на диване, лежал мужчина. Живой, одетый, в сознании. Рядом с ним сидел, делая ему внутривенный, врач Скорой помощи.
– Я могу с ним поговорить? – спросил Хусаинов, обращаясь к последнему.
– Через пять минут. Девушка уже с ним поговорила, и вот чем кончилось.
Хусаинов прошел на кухню. Там весело пила чай вся следственная бригада – два дактелоскописта, судмедэксперт Перинский и лейтенант Кременцова – двадцатипятилетняя длинноногая стерва с кукольными глазами, великолепным французским, сносным английским и чёрным поясом по дзюдо. Её многочисленные достоинства и таланты не впечатляли лишь одного человека, а именно Хусаинова, её шефа. Как-то раз он за попытку сделать ему без его согласия массаж плеч сделал Кременцовой такой массаж задней части тела, что все её столкновения этой самой частью с татами при смертоносных бросках показались ей не более чем шлепками войлочным тапком. С этого дня она зареклась прикасаться к шефу, но поклялась при каждом удобном случае отравлять ему жизнь различными способами. С фантазией у неё, в отличие от ума и совести, проблем не было.
– Кофе, чай? – мяукнула Кременцова, вручая следователю акт осмотра места происшествия. По привычке проигнорировав не особо важный вопрос с её стороны и тем самым не дав свершиться какой-нибудь обезьяньей выходке, Алексей Григорьевич пробежал акт глазами. Потом взглянул на судмедэксперта.
– Так что, реально язык отрезали?
– Вырвали, – уточнил Перинский, хрустя печеньем. Следователь вернул бумагу помощнице.
– Это как?
– Судя по отсутствию повреждений на нём – без помощи каких-либо твёрдых приспособлений. То есть, руками.
– А разве это возможно?
– Да, для гориллы. Но не для каждой, а лишь для склонной к припадкам бешенства и всю жизнь занимавшейся силовыми видами спорта.
Вряд ли судмедэксперт сказал это с умыслом, но лицо Кременцовой изобразило такое неудовольствие, что слегка усмехнуться посмел только Хусаинов. Если бы речь шла не об оторванном языке симпатичной женщины, он бы даже и рассмеялся, после чего услышал бы от своей помощницы просьбу подойти к зеркалу и расплакаться. Но сейчас ему было очень невесело и без зеркала.
– А когда наступила смерть?
– Да часов семь-восемь назад, – ответил судмедэксперт, – около полудня.
– Юлька, за мной, – скомандовал Хусаинов, и, взяв из вазы конфету, направился к входной двери. Проходя мимо усатого капитана, бросил ему:
– Ты тоже.
Плотно прикрыв за собою дверь, которая от нажатия затрещала, три офицера спустились к почтовым ящикам и окошку на межэтажной площадке и закурили – каждый свои.
– Ну, что у тебя? – спросил Алексей Григорьевич участкового.
– Десять лет они тут живут, – сказал капитан, – ну, точнее, жили. Квартира досталась им от какой-то родственницы Артемьева, уж не помню, какой. Жили вполне тихо, хотя и пили. Ни от них, ни на них никаких сигналов никогда не было.
– Она тоже квасила, что ли?
– Да так, слегка, по-интеллигентному. Тем не менее, год назад из школы её попёрли. Она там русский язык и литературу преподавала.
– А муж её где работает?
– На Туполевском заводе, мастером. Вечерами пашет в фирме «Заря», неофициально. Начальник ему – заказы, а он ему – половину денег.
– А что он делает?
– По квартирам ходит – карнизы вешает, люстры, зеркала, полки и всё такое.
Кивнув, Алексей Григорьевич удостоил своим вниманием Кременцову.
– Что он тебе сказал интересного?
– Что ушёл на работу в семь или даже раньше. Жена спала. Вернулся в семнадцать тридцать. Дверь была заперта. Ключ жены – на месте. Ничего, вроде бы, не пропало.
– Он хорошо смотрел?
– Какое там хорошо! В истерике бился.
– А третий ключ у них был?
– Он точно не помнит.
– Она ждала кого-нибудь?
– Он не знает.
– Он точно был весь день на работе?
– Да, я проверила.
Дверь семьдесят четвёртой снова открылась. Вышел врач с саквояжем. Спускаясь, он произнёс:
– Можете продолжить допрос. Но только сначала труп уберите. Я полагаю, что он вам больше не нужен.
– Организуй, – велел Хусаинов своей помощнице. Та направилась вниз, стуча каблучками. Врач пошёл следом. Капитан с Хусаиновым докурили молча. Гася окурок о стену, следователь спросил:
– А что за старуха в семидесятой живёт?
– Фамилию знаете?
– Нет, не знаю. Зовут её Вероника Валерьевна.
– А, Мартынова! – сплюнув, проговорил участковый, – что она вам наплести успела?
– Пока ещё ничего. А что она может знать?
– Ровно ничего она знать не может – кроме того, кто с чьей женой спит, кто на детских площадках собак выгуливает и кто квартиры сдаёт, налоги не платит. Раньше она ко мне каждый день таскалась, бубнила, какие все кругом сволочи. Как-то раз у меня было дел по горло, я ей об этом прямо сказал. А она – как будто не слышит, сидит, мозги компостирует! Я и рявкнул: «Ты расскажи, как при Горбачёве все Вешняки твоей самогонкой были заблёваны! Праведница нашлась! Пошла вон отсюда!» С тех пор ко мне – ни ногой. Сейчас она вам расскажет, какой я взяточник и охальник!