Холодная комната
Шрифт:
Он был очень длинный и освещался лишь кое-где, поэтому до окна просматривался в одну только сторону. Кременцова старательно почесала затылок и зашагала сперва туда, стараясь не хлопать тапками. Проходя мимо туалета, она в него заглянула. Аньки там не было. Из палат доносились храп и зловоние. Коридор, как выяснилось, окном не кончался, а сворачивал вправо. Ответвление, впрочем, было весьма коротким. Оно заканчивалось решёткой, запертой на замок. За ней была лифтовая площадка и погружённая во мрак лестница. Между этой решёткой и торцевым окном здания находилась дверь операционной. Юля её толкнула, нажав на ручку, и, убедившись, что она заперта, побрела к другому концу зловещего коридора.
Последней комнатой женского отделения была сестринская, которая находилась перед вторым выходом на лестницу. Кременцова решила поговорить с дежурной сестрой. Громко постучав и не получив ответа, она потрогала дверь. Та легко открылась, и Кременцова остолбенела. В комнате горел свет. Около дивана со смятой, как после секса, постелью, стояли туфли на шпильках, принадлежавшей медсестре в розовых штанах. Но ни медсестры, ни её штанов, ни даже косоворотки в комнате не было. Одни туфли стояли. Ошеломлённая этой новой загадкой, Юля двинулась дальше, тревожно взмахивая ресничками и сжимая в кармане консервный нож. Куда медсестра могла убежать босиком, чёрт её возьми? Куда могла Анька деться? С ума они сошли, что ли?
В холле между буфетиком и мужским отделением, из которого доносился менее резкий запах и более мощный храп, Кременцову ждало ещё одно потрясение. Там стояла каталка. На ней лежал покойник в чёрном мешке. Кременцова с дрожью – вдруг Анька? – приблизилась к мертвецу и распаковала верхнюю его часть. Нет, труп был мужской и точно не первой свежести. Он смотрел. В свете синих ламп его белый взгляд не казался мёртвым. Быстро набросив на распухающее лицо покойника целлофан и перекрестившись, Юля возобновила путь свой с чуть большей скоростью. Ей почудилось, что глазами мёртвого человека злобно глядела на неё ведьма.
Процедурный был заперт. Пост, озарённый настольной лампою, пустовал. Кабинет заведующего также был на замке. В мужском туалете, который ночью служил курительной комнатой, Кременцову встретили матом сразу из четырёх прокуренных глоток. Она в долгу не осталась, но дверь захлопнула. В ординаторской её получасовое ночное странствие завершилось, поскольку там оказались все, кто был ей так нужен: и Анька, и медсестра в розовых штанах, и даже дежурный врач – лысый, бородатый толстяк в светло-голубой униформе. Он сидел за столом с двумя телефонами и пил чай. Анька прямо в тапках лежала на небольшом кожаном диване. Её ресницы были опущены, но слегка. Сквозь них блестели белки невидящих глаз. Красивая медсестра босиком сидела на стуле посреди комнаты и курила «Парламент». Ногти у неё на ногах были ярко-красными, как рубины.
И медсестра, и врач уставились на вошедшую так, будто ожидали её прихода, но не считали его желательным. Кременцову, однако, трудно было смутить раздражённым взглядом даже тогда, когда она сама понимала, что является лишней. А в тот момент её распирало прямо противоположное ощущение.
– Что такое здесь происходит? – осведомилась она, приблизившись к Аньке и взяв её за запястье, – она жива?
– Ещё как жива, – устало отозвалась медсестра, медленно закрыв и открыв глаза голубого цвета. Ей очень хотелось спать. Доктор усмехнулся. Пристально поглядев сперва на него, затем – на сестру, Юля опустила Анькину руку.
– Спит она, спит, – вяло пояснила босая стервочка, стряхнув пепел в мусорную корзину.
– Почему здесь?
– Потому, что там она тебе спать не даст. Я алпразолам ей вколола.
– Алпразолам?
– Ну, да. Пять кубов.
Кременцову начала злить эта ситуация.
– Объясните, что происходит? – потребовала она, обращаясь к лысому толстяку, – зачем ей вкололи транквилизатор?
– А вы ей кто? – спросил доктор.
– Я?
– Угу.
Юля промолчала. Врач с раздражением продолжал:
– Ну, конечно, вы, а кто же ещё? Вы требуете у нас отчёта о состоянии пациентки. Прежде чем предоставить вам конфиденциальную информацию, я обязан удостовериться в том, что вы – либо её ближайшая родственница, либо, уж извините, жена. Иначе меня отдадут под суд. И правильно сделают.
– Да она из прокуратуры, Антон Антонович, – пояснила голубоглазая, дотянувшись до пепельницы, стоявшей перед врачом, и смяв в ней окурок. От её слов раздражение доктора не утихло – наоборот, усилилось. Отвернувшись от Кременцовой, он процедил:
– Честно говоря, плевать мне на это! Но если вам так охота знать – пожалуйста, знайте. Пару часов назад её мать погибла.
– Благодарю, – негромко ответила Кременцова и огляделась, ища глазами часы. Врач каким-то непостижимым образом догадался, что она ищет, и посмотрел на наручные.
– Три пятнадцать. У вас ещё ко мне есть вопросы?
– Когда она… ну… очнётся?
– Не раньше, чем через час. Если будет нужно, ещё уколем. Она была в абсолютной неадекватности.
Доктор показал Кременцовой правую руку. Ребро ладони было заклеено пластырем.
– Ухватила, как бультерьер! И не отцепилась, пока ей алпразолам не ввели.
– Найдите мне её адрес, – распорядилась Юля, и, сев за стол, сняла с телефона трубку. Домашний номер Кирилла Бровкина она помнила так же крепко, как свой. Начав набирать его, спохватилась – Кирилл недавно женился и переехал, а новый номер она запамятовала. Пришлось звонить Карнауховой. Врач, тем временем, открыл шкаф с историями, достал из него историю Аньки и вслух прочёл её адрес. Голубоглазая стерва уже курила новую сигарету. Инна Сергеевна очень долго не брала трубку. Но Кременцова не бросала свою, так как точно знала, что Карнаухова подойдёт – либо сон досмотрит, либо стряхнёт с себя своего юного любовника, обещая прикончить неугомонную телефонную суку, и – подойдёт. Так оно и вышло.
– Слушаю вас!
– Доброй ночи, Инна Сергеевна, – пропищала Юля как можно более жалобно, – я вас не разбудила?
– Ты меня разбудила, Юлька, но абсолютно правильно сделала, если у тебя ко мне просьба. Надеюсь, ты звонишь из больницы?
– Да, из больницы, Инна Сергеевна. Я хочу поблагодарить вас за то, что вы так обо мне заботитесь. Чувствую я уже себя хо…
– Ох, только попробуй! – голосочком Багиры мяукнула заместитель районного прокурора, – я тебе выпишусь! Уши оторву сразу. Ясно?