Холодная кровь
Шрифт:
Агна нахмурилась, однако и с ней не все ладно было, будто в места нити узлы тугие
— не хорошо это, удавки означали давление воли чужой не доброй явно. Агна не смогло удержать да получше прощупать все — у нее для этого и не хватит сейчас воли, по витым жгутам вглубь пошла дальше, где в недрах вязких, выдернула она еще одну жилу. Та скрученная вся была: то била ключом свежим, то будто иссушалась вся тонкой делалась, похоже, что тот человек, что когда-то носил эту гривну жив был — это правда, только по всему болен, не принадлежала ему жизнь, в чужих руках она передавлена
Только вот такое дело удивительное — сила та, что хранило украшение, Агне знакома хорошо, будто не раз она ее касалась — но ведь того не может быть!
Мысли стали путаться, а силы разом уходить, ладони закололо остро, а сердце затрепыхалось неровно. Агна вздрогнула, глаза открыть поспешила, вдыхая глубоко, возвращаясь в горницу светлую, поторопилась вернуть гривну княжичу. Тот с хмуростью принял, оглядывая девушку по-прежнему прохладным, недоверчивым взглядом.
— Что увидела?
— Жив тот человек, что носил когда-то обруч, только…
— Что? — поторопил с ответом Вротислав.
— Не князь это.
Анарад хмыкнул, разочарование мелькнула в его очах смятением, спросил:
— А кто же по-твоему?
— Не знаю… — честно призналась Агна Воруту она никогда не знала, чтобы настолько близко знать его живу, что хранила в себе гривна.
— Лжешь, — треском по льду врезался в пролившуюся тишину голос Анарада. — Это вещь отцу принадлежала.
Вернул он на шею обруч, который только что побывал в руках ее, силой буйной этого мужчины все еще опаляя всю, тесно сделалось внутри от того, что коснулась его, будто что-то сокровенное узнав, что не следовало знать молодой девице.
— Насколько понимаю, это отказ нам? — прервал тишину младший княжич.
— Напрасно вы себя утруждаете, свое решение я высказала еще в Ледницах, — ответила устало Агна, приходя в себя, сглатывая сухость, хоть и вложила в голос всю твердость свою.
В груди и трепетало все, не ясно от чего — пугливой она себя никогда не считала, только откуда волнение острое взялось, что нутро все морозило, понять не могла. Кожей ощущала прилипший к ней внимательный взгляд Анарада — он не вмешивался в болтовню своего братца — но его видимое спокойствие пугало не меньше, зная какой он внутри — лучше бы и не смотрела, спокойней было бы.
Вротислав хмыкнул и поднялся вдруг со своего места. Сердце Агны дернулось больно, но сама она осталась сидеть на прежнем месте, прикованная стылым взглядом Анарада. Вротислав, обойдя длинный стол, приблизился к девушке нарочито медленно. Его ладонь крепкая в узлах вен легла рядом на столешницу, он склонился, нависая над ней низко, так, что горячее дыхание его, пахнущее чем-то горьким и кислым, по виску горячим комом прокатилось. Краем глаза Агна видела, как растянулись его губы в улыбке в щетине темной. Он отлепил от стола руку, протянул, взяв из плошки сушеную ягоду черной смородины, в рот себе кинул.
— Ты, видимо, неправильно все поняла, — произнес он, пережевывая. — Твоему жрецу мы не желаем чего-то злого, — снизил голос до хрипоты. — Спросить у него кое-что хотим, очень важное для нас. Расскажи только, где он таится, в каком месте капище ваше? Больше от тебя ничего не требуется.
— С добром нож к горлу не приставляют, — огрызнулась Агна, утонув в голубизне глаз Вротислава — взвихрилась в княжиче прежняя буря ненастная.
Выпрямился он, видно, теряя последнюю надежу вытянуть что-то полезное из нее.
— И все же советую тебе хорошенько подумать, — предупредил.
— Не смей мне угрожать, княжич — прошипел Агна и не узнала голоса своего, сама не поняла, как вспыхнула, как лучина сухая горячим пламенем, и залило разум — до того обида больно кольнула: она ничего не сделала им дурного.
В ушах зазвенело от наполнившейся горницу тяжести. Агна торопливо поднялась, намереваясь окончить этот бесполезный разговор. Вротислав, надо сказать, опешил от того, развел руки — не пустил никуда и грудью пошел, тесня от стола к стенке.
— Ох, ты какая! Не девица — огонь. Ты смотри у меня, а то ведь я тоже злиться могу.
Агна задохнулась, отступая, видя, как заиграли огоньки похотливые в очах Вротислава.
— Где князь Найтар? С ним буду говорить!
Вротислав застыл вдруг на месте, перестав загонять ее в угол, расхохотался так громко и безудержно, надрывно, что эхо трезвоном отбилось от стены. Она осталась стоять на месте только потому, что оцепенела, не в состоянии шелохнуться. Анарад, что сидел глыбой недвижимой, наблюдая за всем, качнул головой, да так шарахнул по столешнице кулаками, что посуда брякнула жалобным звоном, подорвался со скамьи, сделала пару шагов стремительных и навис над ней, сметая дробящей яростью — так и разошлись сокрушающие волю волны от него, проломив одним ударом стену, что Агна выстроила перед собой. Мужчина грубо схватил ее за подбородок, сковывая в пальцах больно, пронизывая взглядом бушующим, метким, ноздри его трепыхались в гневе.
— Хватит, — прошипел он сдавленно, — хватит прикидываться дурочкой и считать нас недоумками! Что ты себе возомнила?! С каким князем ты собралась разговаривать? Ты, девка деревенская, ты благодарить должна, что к тебе по- человечески!
Агна ощущала, как ее трясет всю дикой дробью, сжала губы и с силой ударила по каменной руке Анарада, смахивая ее.
— Убери от меня руки, княжич, — прорычала она. — Это ты охолонись, ты и твой братец! Вы такие же слепые и черствые, как и ваши каменные души! — Агна осеклась, замолкла резко, теряя разом воздух в груди, а перед глазами каскад искр посыпался, голова закружилась.
Гнетущая, как недра воды, тишина объяла, даже безудержный смех Вротислава прекратился. Кожа горела там, где только что побывали его пальцы, даже ломило челюсть от его жесткой хватки, а после — Агна уж того не ждала — всплыла комом ледяным обида, и глаза зажгло — понадобилось много воли, чтобы сдержать слезы. Но все же смотрела прямо, дышала часто и глубоко — не сломится пред ним ни в жизни!
Анарад поднял подбородок, посмотрев с высоты могучего роста, под тенями ресниц только пустота разлилась, будто и в самом деле в себя пришел или, напротив, заглушил одной волей гнев.