Холодная кровь

Богатова Властелина

Найтар, приблизился к Агне, смотря на нее сверху.

— Похожа ты сильно на мать свою… Велицу…

— Так как же ты в Ледницах этих оказалась?

Анарад все блуждал по ней взглядом, наверное, не веря в то, что услышал. Агна упрямо молчала, странно — не кинулась жаловаться и слез не распустила, что насильно увезли да заперли в хоромине, хотя уж к тому привыкнуть надо — ничем ее не проймешь.

— Как оказалась, это уж не могу сказать, — ответила, и Анарад заметил, как дрогнули ее губы — все же волновалась сильно.

— Так, — отозвался Найтар, — ну что ж, не стану, значит, тебя

ни о чем спрашивать, ступай к себе. А нам, — князь зыркнул на Анарада, — переговорить бы надо, видно, недоразумение какое-то вышло. Мы во всем разберемся, ступай.

Агна губы раскрыла — видно, сказать что-то хотела, да, глянув на Анарада, передумала. Он осмотрел на ее вновь и, признал, каким дураком был, не видя, того, как ведет себя гордо, как отвечает смело и смотрит прямо, да, видно, гнев от того, что молчала она, не выдавая жреца, ослепил и оглушил. Но теперь еще больше путаница в голове закрутилась: если княжна — как вышло, что в руках этого мужчины оказалась?

Агна отступила неуверенно, потом развернулась и пошла из горницы, обратно в хоромину возвращаясь, где ночевала под замком этой ночью.

Найтар, как только стихли шаги тихие, прокашлялся, царапнув княжичей хмурым взглядом.

— Ну, я дождусь объяснений или нет? Что тут у вас случилось, и какого лешего вы княжну Збрутича приволокли сюда?!

Вротислав на скамье заерзал, ухмыляться перестал. Анарад к столу вернулся, подхватывая кувшин медовухи — ему явно нужно что-то покрепче. Обвела их вокруг пальца эта девка, нарочно все подвела к такому, только зачем? Позлить? Проучить? После того, как оцепенение схлынуло, задушил гнев, встав в горле комом.

— Так мы и не знали, — начал Вротислав, пока Анарад припал надолго к горлу крынки, — не призналась она ни в чем. — А ты, отец откуда Велицу эту знаешь, не говорил ты раньше об этом.

Анарад глянул на дядьку — и в самом деле. Найтар в кресло опустился, посмотрев перед собой, на лбу все глубже тень проявлялась, делая черты его лица жестче.

— Да был случай как-то… — выхнул он, — давно было, неважно. Конечно, дознавать мы ее не можем, если что-то и знает, — успокоившись, рассудил князь.

— Да где ваши глаза были, когда забирали ее?! Не могли простую девку от княжны отличить?

Анарад поставил крынку, пальцем большим вытирая нижнюю губу, опустился на скамью.

— Могли, — согласился, — только мысли другим заняты были, — ответил Анарад, ощущая, как нутро согревается разом, только гнева вовсе не заглушил жар этот, а только наоборот.

— Надеюсь, хоть не трогали ее?

Анарад втянул в себя воздух, быстро взгляд поднял на Вротислава, тот тоже посмотрел пристально на него. На языке даже горько сделалось, вспомнив тот поцелуй случайный.

— В общем так, — вышел из задумчивости Найтар, возвращая взгляд на Анарада,

— отвезешь туда, откуда забрал.

— А как же жрец? Она же знае…

— Ты слышал, что я тебе сказал, сын, — пронизал князь тем взглядом, от которого душа трескается надвое. — А если хочешь оставить, — князь облокотился на подлокотник, украшенный резьбой — головой волка, — женись тогда. — А почему и нет? — поддался вперед Найтар, заинтересовавшись собственным рассуждениям, давя взглядом. — Чем тебе девка не невеста, красивая, ко всему жрица, а там, может, и договоритесь, поди, и поможет.

Анарад сам не помнил, в какой миг вскочил с лавки, ладонями опираясь о столешницу.

— Ты шутить со мной? Смеешься?

— Вовсе нет, — проговорил он, спокойно взирая на него, твердо. — Пришла тебе пора, разве нет, все равно не она, так другая станет, как по мне — с Агной ты уж познакомился достаточно. Это хорошо еще Карутай не знает, что вы тут натворили, а узнает? Думаешь, у нас забот мало, чтобы со збрутичами воевать? Мало нам, думаешь, лайтарцев да этих да Когана…

Князь сцепил зубы, и Анарад только сейчас за пеленой смятения увидел, как расходилась его грудь в дыхании глубоком, как сжимал он пальцами до бела в костяшках подлокотники. Анарад выпрямил плечи, невыносимо захотелось уйти прочь куда-нибудь, лишь бы подальше.

— Я отвезу ее обратно, — ответил он, толкнув с силой скамью, так, что та, прочертив пол, назад отскочила, Анарад вышел из-за стола, прочь удаляясь.

Останавливать его никто не стал. Да и пагубно это было. Бешенство застилало глаза, и он не видел пути перед собой, шагая широким шагом, выходя на улицу. Да только идти было некуда, чтобы в одиночестве побыть, толпились у терема мужчины старшие да кмети, шумели все. Небо совсем поплотнело, хмурилось, и — как нарочно — дождь начал накрапывать, чертя холодный воздух серебристыми искрами.

Князь явно не в себе сегодня. И как только в голову взбрело! Решение его выворачивало изнутри, решил поиздеваться над ним, когда и так на пределе. Дождь все расходился, вскоре разгоняя челядь со двора, только мужчинами все нипочем было, и продолжать гулять до ночи поздней — а чего еще делать в такую хмарь? Забарабанили частые капли по навесу тревожно. Анарад взглянул в сторону леса, что за стенами высокими торчал верхушками сосен сизыми.

Там — чуть вдали — струился дым прозрачными клубнями. Домина. Анарад, постояв еще немного, торопливо спустился с порога — оставаться здесь уже не хотелось вовсе. Вышел на двор, холодные капли брызгали за ворот, обжигая кожу, дождь мочил рубаху, прибивая пыль во дворе. Анарад шел быстро. Зар, что стоял у завалинки вместе прибывшими кметями князя, повернулся было — кликнуть хотел, да, видя хмурый вид княжича, раздумал.

Пройдя срубы новые, Анарад вышел на окраину детинца, под дождем воздух уплотнился, и земля начала комьями к сапогам приставать. В эту сторону он забредал редко, когда-то здесь был княжий терем отцов — обугленные постройки в черной копоти так и встали перед глазами. Сейчас, конечно, от них ничего не осталось — эту часть сделали хозяйской: тут и оружейная, и склады разные, погреба. А там — за стенами высокими — начинались курганы.

Анарад, постояв немного, передумал идти к Домине — ноги понесли его в обратную сторону. Как углубился в лес, Анарад и не помнил. Спокойный дождь, по-осеннему промозглый, шуршал в кронах, стекала вместе с ручьями старая хвоя, осыпаясь на тропку, что темнела средь деревьев, почти травой заросшая. Остался уж позади детинец и шум его суетной жизнью кипучей, а здесь — в лесу — птицы пели, и все на разный лад, и запах грибной мучнистый.