Холодная кровь

Богатова Властелина

Волосы уже липли ко лбу, и вискам, и шее, дождь застилал глаза, на губах его вкус холодный, на плечах и груди намокла рубаха. Анарад все глубь удалялся сквозь тихий омытый лес, на ходу сбивая капли с травы охристой, через которые проглядывали соцветия древесницы лесной — такие синие, гордые, смотрящие в хмурое дождевое небо, как глаза княжны Агны.

Княжны. Вот же недоля окаянная, надо же вот так не понять, кто она, угодить ногами в трясину. Анарад шагал вглубь, топча их сапогами. Вскоре лес, погруженный в дымку влажную, редеть стал — княжич вышел на берег реки, которую здесь называли Доль. Брала она исток из чащобы Врожеских лесов и

примыкала к руслу Согши, что разветвлялась в разные стороны: одна ветвь к морю вела, к землям северян, торговых городищ обширных, а другая — вглубь дремучую.

Вскоре глазам открылись холмы покатые за туманной пеленой, дубы раскидистые, словно памятки о том, кто здесь покоится уж много лет. И тихо здесь было, что даже не слышно, как шелестит дождь по траве. Анарад направился к ним — к тому кургану, где березы тонкие росли — там и захоронена матушка. Княжич замедлил шаг, не понимая, зачем пришел сюда. Сказать, что так и не нашел следов никаких, и отца не нашел. Приблизившись, погрузился в пустоту безмолвную, неподвижную, и гладь тихую не рябило даже ветром.

Анарад коснулся березы, самой старой, от сырости мхом поросшей, с потемневшей корой — еще несколько лет, и засохнет совсем, даже как-то горько становилось от того: больше не будет здесь тени прохладной в знойный летний день, и длинные ветви не будут свисать до самой земли, что косы девицы. Дождь, кажется, стих — Анарад не чувствовал, как и время, которое текло в месте этом пустынном по- иному. Не заметил, как темнеть начало, и туман поднялся такой плотный, что крыл дальние берега лесистые. А потом снова закрапал дождь…

Анарад вернулся, когда стемнело почти, загорелись повсюду лучины в окнах высоких да факелы повсюду. Шумели дружинные избы, мимо которых проскользнул княжич — пир, знать, разгорался. Значит, и князь там, и Вротислав. Только присоединяться к ним не хотелось — нужно выспаться как следует, а завтра решить, что с чужачкой делать. Княжной Збрутича.

Поднявшись по ступеням, Анарад поднял глаза, выхватываю стоящую женскую фигурку на крыльце. Домина к нему бросилась, оглаживая щеки и грудь.

— Холодный какой, мокрый, где ты был весь день? Тебя жду, и вчера ждала, а ты так и не пришел, — пролился медом хмельным голос ее, чуть с хрипотцой, приглушенный, в темноте глаза ее блеснули огнем, согревая.

Анарад в кольцо рук ее заключил, только теперь почувствовал, что и правда весь мокрый, и колотилось изнутри что-то неуемное, тревожное, и хотелось немедленно избавиться от того прямо сейчас. Он склонился, жадно и остервенело впиваясь в губы служительницы, сминая груди в ладонях, скользнул губами к волосам, вдыхая смолянистый запах, такой горячий и горький, скользнул краешками губ по ее шее бархатной и сладкой — прикусил. Домина обмякла в его руках, но тут же встревожилась, когда княжич к брусьям крыльца ее потеснил.

— Увидит же кто, — прикрывая ресницы, выдохнула она горячо, сама же, обвив руками его шею, телом гибким прижалась, затрепетав.

Анарад не ответил — пускай смотрят. Он резко развернул ее себе спиной, к пояснице прижимаясь пахом, и так горячо стало и тесно в штанах, что зарычать захотелось, сорвать одежду и в клочья разорвать, взять неистово и бурно. Скомкав подол ее платья, он задрал, оголяя белые бедра, рванул тесьму своих влажных, сдергивая прилипших к ногам штанов, ощущая каменной плотью горячее лоно, проник, нависая над Доминой. Та от неожиданного вторжения дыхание потеряла вмиг, от страсти, всколыхнувшей их обоих, что пролилась жидким свинцом по спине Анарада к пояснице, скручивая всего на грани боли, на лезвии безумства.

— Держись крепче, — прошептал ей на ухо, рывками ударяясь до упора о бедра Домины.

Та вцепилась в брусья, застонала тихонько сдерживаясь, под рьяным напором, что выбивал дыхание из ее груди. Только это ему и нужно было, сознавая — если не возьмет свое, его разорвет на куски от давящей изнутри тяжести. Горячие волны комом прокатились по телу, княжич содрогнулся, ухнув в огненное жерло острого, сжигающего его всего вожделения.

Высвобождая из уст рычание ослаблено, слегка навалился на распластавшуюся под ним Домину, руками по обе стороны от нее, упираясь в брусья, продолжал двигаться, высвобождая все до капли, уже размеренно и плавно, ощущая горячую влагу, что охватывала его мягко, пока совсем не остановился, дыша надрывно и тяжело.

Нет, этого было слишком мало. Слишком. Анарад отстранился, покидая наполненное, сжимающее его изнутри лоно женщины, приходя в себе. Зрения проясняться стало, и он видел пустые открытые переходы, и неуловимое движение заставило его повернуть голову, да только поздно — взгляд успел зацепиться за белое пятно одежды, что скрылось мгновенно в тени дверного проема. Он оправился резко, и марево схлынуло с него разом.

Видел их кто-то. Да и что с того? Все знали о связи его с вдовицей. Домина отдышавшись пошевелилась, разворачиваясь, руки ее оплели пояс. Она в глаза посмотрела, а потом вниз на губы и вдруг нахмурилась.

— А это что? — протянула руку, касаясь пальцами губы нижней.

Анарад дернул подбородком — и зачем напомнила? Та не стала настаивать, хоть в глаз ее потускневших вдруг взмутилось подозрение.

— Пошли, тебе согреться нужно, застудишься, — влажные губы, соком налившись от притока жара, растянулись в сдержанной улыбке.

Глава 6

Непростая задачка легла на плечи Найтара. Не думал, что по приезду из Борицы такая неприятность случится. Перед глазами князя так и встала эта девочка с синими глазами, и перевернулось все внутри разом, будто его швырнуло назад в прошлое на целых двадцать лет, ошпарили душу воспоминания давно забытые, погребенные под тленностью лет. Найтар растерянно запустил пальцы в волосы, пронизанные нитями морозными, взъерошив их, усмехнулся горько — стар он уже. Как неумолимо время, хоть печалиться по тому и не следовало, ведь молодая жена рядом, красивая, и пусть холодна она, зато наследников подарить способна. Он на лик ее польстился, на взгляд тягучий и глубокий из-под дымных, будто пеплом припорошенных ресниц. Вот и пусть наследников плодит, потому как из этих земель ни одна на то не способна. Кровь догоев сильна, может перебороть проклятие страшное.

Да и он сам потерял надежду жену искать по весям своим, не думал, что так его жизнь корежить станет, уродовать, хорошо, что успел появиться Вротислав, иначе надежда бы эта погасла. Теперь дети его страдают, и неизвестно, когда проклятие это ослабнет — не один колдун не может это увидеть, сильны чары, что скручивается виток за витком вокруг Роудука. Брата ему найти Воруту необходимо, пусть он признает правду, скажет обо всем, что сына ему в грозу родила простая девка, которую приволок он с собой с похода в княжество, а Даруна — жена его — потеряла первенца и чужого за своего приняла, и выдала перед всеми.