Холодная кровь
Шрифт:
Анарад все прокручивал в голове разговор с Найтаром. Если он говорил правду, то почему молчал, почему именно теперь решил заговорить об этом, ведь рано или поздно ему пришлось бы открыться. Нет, это его заявление не укладывалось в голове. Но теперь, когда догадки Вротислава подтвердились и жрец следует за княжной, значит, есть надежда поймать его и, как ни прискорбно признать, а отпустить сейчас княжну не может. Он должен разобраться со всем, что творится вокруг и с ним. Обязан.
Пока добрались до детинца уже стемнело. Дружинные избы гремели голосами, сновали по двору кмети, выходившие из душных и тесных горниц на улицу глотнуть свежего воздуха. Кто-то окликнул вернувшихся мужчин.
Анарад обернулся.
— Будь внимателен, —
Тот кивнув и отступил, убегая к стражникам.
— Теперь Воймирко не сунется, раз заметили его, — выдохнул.
— Кто знает, на что он пойдет ради своей добычи — княжны Збрутича, — широко усмехнулся младший княжич.
Анарад фыркнул — все еще не укладывалось то в голове.
— Пойдем, а то ведь скоро спохватится князь, — ответил только.
Вместе с Вротиславом Анарад вошел в гридницу, где ныне пировали правители, распив уже, верно не одну чарку меда. Чад от съестного и коптящейся на вертелах снеди прямо на углях очага, что был вырыт посередине помещения и уложен камнями, почувствовался еще с ворот. Запах кислой браги да кваса собирал все больше народа под кровом, вышибая из груди воздух. Анарад предпочел бы сейчас покой, да трудно избежать посиделок — неуважительно к гостям, да и князь все равно бы позвал.
Найтар заметил вошедших сыновей сразу. Русна, сидящая подле него, тоже повернулась в сторону входа, уколов ледяным чужим взором. Анарад скользнул взглядом вдоль длинных столов, сдвинутых вместе, за которыми сидели по обе стороны многочисленные гости, даже старосты тут, и Дияр среди них, веселый и раскрасневшийся, Волеб рядом с князем — стена нерушимая. Но самые почетные здесь — ватага князя Карутая. Сам же правитель Збрутича восседал средь своих верных ближников: острозорких матерых воевод, а рядом с князем и дочка его. Анарад, сам того не ожидая, напрягся весь до каменной тверди. Агна сидела спокойно, смотрела будто бы перед собой, но в то же время за всеми наблюдала, взгляд ее растерянный застыл на вошедшем княжиче. Анарад даже издали увидел, как губы княжны сжались, и кровь от того пустилась по его жилам, горяча грудь и голову.
— Опять, похоже, не спать ночь, — выдохнул Вротислав и к лавкам направился.
Найтар развернулся, полагая, видно, что старший княжич раздумает и уйдет, чуть головой кивнул — к столу призывал. Хоть разговор их дневной не забылся еще и тлел внутри, но пришлось следовать.
Едва Анарад направился к месту, как в спину прохлада сквозняком толкнула. Он кожей ощутил присутствие вдовицы и удивился — насколько чувствовал ее, глянув через плечо. Вспыхнули угольки в ее темных глазах — обожгли, она отвернулась, проходя к своему месту — к женской стороне. А ведь раньше не жаловала гулянья широкие. Анарад, опомнившись, прошел к гостям, хотя для начала следовало бы сменить влажную одежду, но теперь уже поздно о том беспокоиться. Он не сразу заметил, как все звуки будто разом стихли, вниманием окутывая вошедшего мужчину, и вдруг взяло смятение, что, верно, все знают о том, что затеял Найтар — скрепить союз с княжеством соседним, разожглось в нем негодование за долю до того, как он на скамью опустился. Тут же засуетилась челядь, наполняя до краев медовуху. Поднялись вдоль столов разговоры, вновь наполнилась гридница шумом, потянулись звуки тихие жалеек, и стало не так тесно, будто воздух вокруг него расправился шире.
— Ну что ж, раз все собрались, — оживился Найтар, громыхнув твердо, — выпьем за дружбу нашу, скрепив братиной, — подхватил Найтар, полную чару поднимая.
Анарад и не глянул на него даже, только видел, как сжались белые пальцы княгини Русны в кулаки: не нравилось ей присутствие Анарада, да пусть теперь терпит до конца.
Он обхватил деревянную резную плошку, на Карутая глянул — тот смотрел так же: с неизменным довольством и сдержанным, почти незаметным глазу любопытством. Агна в его тени, что олененок — тонкокостная, хрупкая, одни только глаза блестят. Анарад заметил, что ныне она была куда наряднее: волосы блестящие густые лежали гладкой косой на плече, платье цвета брусники сочной вышиты узорами крупными, оно облегало плечи, небольшую грудь и узкую талию, подпоясанную тонким тканным ремешком, блестели в вышивке платья от света очага жемчужины речные, словно ткань была сбрызнута росой. Агна опустила взгляд, и даже издали было видно, как дрогнули то ли в неприязни, то ли от волнения крылья тонкого носа, загустела краска на щеках — от духоты, верно. И невозможно было понять, знает ли она уже о том, что сговорились князья? Успел о том оповестить батюшка? Впрочем, ему все равно. Анарад, не задерживая на ней долгого взгляда, поднял чару и наравне со всеми припал к питью пряному, сладко-горькому, крепкому, так, что в нос отдавало, горло обожгло и голову прошибало — это сейчас то, что нужно.
Затеялись разговоры, да все пустые и важные одновременно, скользила в них теплота и доверие, видно, что Карутаю по нраву пришлась встреча с Найтаром да затея их общая. Анарад не заметил, как выпил одну за другой добрую чару меда и уже почти не слышал ничего: густела кровь, и буйно шуметь стало в голове, ко всему взгляд стал возвращаться к княжне без конца — нужно бы поскорее прекратить то, да не выходило. Не вылетала из головы назойливая мысль о жреце, что Агна встретиться с ним могла, и мысли эти все кругами ходили, доводя до крайности и смутной тревоги. И не мог понять княжич причины этой злости безудержной или… ревности?
Зашумели громко с другого конца гридницы, поднялись чары за здравия князей. Вротислав громче всех шумел, на другую сторону поганец уж давно переместился, к друзьям поближе, оно и понятно — с ними веселей. Толка от брата ныне никакого. Впрочем, как и от него самого — замысел переговорить с княжной гас, как искры от кострища. Время полилось тягуче. Анарад только чувствовал, как воздух лип к самому небу, густой и душный. Сглотнув, княжич развернулся, намереваясь выбраться из-за стола, как напоролся вдруг взором на Домину. Огненный водопад волос обрамлял ее точеное белое, словно мел лицо, только яркие и влажные, словно вишневым соком вымазанные, губы женщины в улыбке призывной растянулись. Анарад — отвернулся, хотя раньше голову с того вело, а теперь вдовица только мешала будто.
Сжав кулаки, княжич все же поднялся — пора бы голову проветрить.
Выйдя под навес, Анарад облокотился спиной о столб и некоторое время дышал глубоко, сгоняя дурноту. Играли в лужах отсветы от горящих огней, небо по- прежнему затянуто плотными облаками. Холодно до промозглости, казалось, больше не будет теплых дней до самой весны. А ведь теперь и не здесь встречать ее станет. Дверь скрипнула, и Анарад открыл глаза.
— Ты сегодня хмурый такой, — приближаясь, сказала журчащим голосом Домина.
— А что, по-моему, затея князя неплохая.
Анарад повернулся к ней. Домина положила ладонь на столб, погладила, тень задумчивости и какой-то грустью скользнула по лицу.
— Значит все-таки проговорились?
— Проговорились… — Домина хмыкнула, — от меня трудно что утаить, и ты это знаешь.
— Тогда, — Анарад развернулся к ней, — ты должно быть знала, что приходил жрец к городищу?
Домина посмотрела на него долго, а потом отвела взор будто в разочаровании.
— Нет, не знала, его воля для меня закрыта.
Все же никогда он ее не разгадает: ни ее мыслей, ни намерений, ни на что способна. Признать, ждал от ней многое, и всегда казалось, что скрывает от него что-то большее. Домина — как озеро, в котором в толще воды живет она настоящая, только никак не желает показываться на поверхность. Иногда казалось ему, что вот-вот поймает, вытянет наружу, да та, срываясь, глубже уходила, на самое дно. И тогда уже бесполезно пытаться снова ухватить, уловить ход ее мыслей. Вот и сейчас потемнели ее глаза, будто что-то скрывая.