Холодная луна
Шрифт:
Винсент что-то смутно помнил о Копернике из уроков астрономии в старших классах школы, хотя в основном у него в памяти осталась, конечно, девочка из его класса, Рита Йохансон. А особенно хорошо он запомнил маленькую и толстую брюнетку, лежащую на животе в поле неподалеку от школы однажды осенью с сумкой из мешковины на голове и едва слышно шепчущую: «Пожалуйста, не надо, пожалуйста, не надо».
– А взгляни на этот циферблат. – Голос Дункана прервал приятные воспоминания Винсента.
– Серебряный?
– Платиновый. Перед тобой чистая платина.
– Которая дороже золота, правда?
Дункан ничего не ответил.
– Это лунный
«Он их ненавидит?» – подумал Винсент.
– А вот лунно-солнечный календарь элегантен, гармоничен. Прекрасен.
Дункан кивнул в сторону Дельфийского механизма:
– Многие считают его подделкой, так как ученые не могут в точности воспроизвести его показания без помощи компьютеров. Невозможно поверить, что кто-то изобрел столь сложную машину почти две тысячи лет назад. А я верю, я убежден в том, что он настоящий.
– А он дорого стоит?
– Он бесценен. – После минутной паузы Дункан добавил: – О нем ходит множество слухов. К примеру, что в нем содержатся ключи ко всем тайнам жизни и Вселенной.
– И ты так думаешь?
Дункан продолжал внимательно всматриваться в блестящий металл.
– В каком-то смысле да. Считаю ли я этот механизм чем-то сверхъестественным? Конечно, нет. Но он совершает нечто чрезвычайно важное: он соединяет время. Он помогает нам понять, что время – бесконечная река. Для механизма нет никакой разницы между секундой и тысячелетием. И каким-то загадочным образом ему удается измерять все интервалы времени почти со стопроцентной точностью. – Он кивнул в сторону механизма. – Древние считали время особой силой, неким божеством, обладающим огромной властью. И механизм был ключом к их пониманию времени. Мне кажется, мы бы очень выиграли, если бы смотрели на время так, как это когда-то делали они. Одна секунда сейчас может изменить целое тысячелетие в будущем. Изменить полностью…
«Великий план Вселенной…»
– Да уж, сильно…
Хотя как ни старался Винсент, интонация его выдавала отсутствие в нем и сотой доли того энтузиазма, который отличал Дункана.
Впрочем, Дункан не обратил на его слова никакого внимания. Он взглянул на свои карманные часы и рассмеялся, что случалось с ним довольно редко.
– Тебе, наверное, надоела моя безумная болтовня. Ну что ж, пойдем навестим нашу цветочницу.
Жизнь патрульного полицейского Рона Пуласки была проста и безыскусна. Жена, дети, его родители, брат-близнец, дом с тремя спальнями в Квинсе, маленькие радости пикников с друзьями и их женами (он готовил свой непревзойденный соус для барбекю), бег трусцой, вылазки с женой в кино после того, как собрано достаточно денег на приходящую няню, а также работа в палисаднике, настолько маленьком, что брат Рона называл его «травяным половичком».
Все очень,
Теперь Рон жалел, что сразу не согласился на барменшу. С богачами он чувствовал себя неуютно.
Кесслер направлялся в офис одного своего клиента в Нижнем Манхэттене и хотел отложить рандеву с Пуласки. Но Амелия потребовала, чтобы он настоял на немедленной встрече, и Рон выполнил ее просьбу. Кесслер согласился увидеться с ним в кафе на первом этаже того здания, в котором располагался офис его клиента.
Пуласки вошел в вестибюль «Пени энерджи трансфер». То еще местечко! Кругом стекло, хромированная сталь и мраморные скульптуры. На стенах – громадные фотографии трубопроводов компании, раскрашенных в разные цвета. Для простой фабричной арматуры они казались слишком живописными. Пуласки очень понравились снимки.
В кафе Кесслер его сразу заметил и помахал издалека рукой. Пуласки купил себе кофе, бизнесмен уже успел выпить чашку, и они обменялись рукопожатием. Кесслер был крупный мужчина с не очень привлекательной манерой зачесывать редеющие волосы поверх лысой макушки. На нем была темно-синяя рубашка, накрахмаленная до такой степени, что стала напоминать пробковую древесину. Воротник и манжеты белого цвета, а тяжелые запонки – из золота высокой пробы.
– Спасибо, что согласились встретиться со мной здесь, внизу, – сказал Кесслер. – Бог знает, что мог бы подумать клиент, узнав, что ко мне на офисный этаж пришел полицейский.
– А в чем состоят ваши обязанности?
– Ах, обычная жизнь бухгалтера. Ни минуты отдыха. – Кесслер сделал глоток из второй чашки кофе и, закинув ногу за ногу, произнес почти шепотом: – Смерть Бена – это кошмар. Просто кошмар. Первое время не мог поверить, когда узнал… Как его жена и сын? – Покачав головой, он ответил на собственный вопрос: – Но что я спрашиваю! Конечно же, они раздавлены горем. Так чем я могу быть вам полезен, офицер?
– Как я уже вам говорил, мы проводим расследование обстоятельств его смерти.
– Да, конечно, если я действительно могу быть вам чем-то полезен, я к вашим услугам.
В Кесслере не было заметно нервозности, характерной для человека, беседующего с полицейским. И в его манерах не было снисходительности, присущей многим из тех, кто общается с людьми, зарабатывающими в тысячу раз меньше их.
– У мистера Крили были какие-нибудь проблемы с наркотическими средствами?
– С наркотическими средствами? По крайней мере я никогда не замечал. Знаю только, что одно время он принимал таблетки от болей в спине. Впрочем, это было уже давно. И я никогда его не видел… как там говорится?.. Я никогда не видел его нетрезвым. В широком смысле слова. Одно я вам должен сразу сказать: мы очень мало общались. У нас разные характеры. Мы вместе занимались одним делом и знали друг друга в течение нескольких лет, но личная жизнь у каждого из нас была своя. Они у нас никак не пересекались. Если не считать наши совместные официальные обеды с клиентами, за столом мы с ним встречались не более одного-двух раз в год.