Холодная нефть с горячим запахом крови
Шрифт:
Получила своё и четвёрка крейсеров, заходивших слева, хотя пять из восьми ракет, выпущенных по ним, были сбиты или не добились прямых попаданий из-за помех – системы радиоэлектронного противодействия работали на полную мощность. На "Кирисима" снесло носовую часть вместе с орудийной башней; крейсер зарылся изуродованным носом в воду. На "Миоко" взрыв полутонной боеголовки "вулкана" вызвал детонацию зенитных ракет в кормовых ячейках – половина из них была не отстреляна, – и корабль начал быстро тонуть, всё выше задирая острое лезвие форштевня. "Тёкай" получил громадную полуподводную пробоиной и завалился набок, отчаянно силясь выправить губительный крен. Самым везучим оказался "Конго" – он избежал прямых попаданий, отделавшись лёгкими повреждениями корпуса и надстроек от
Дерзость маленького кораблика осталась безнаказанной: японцы сосредоточили всю мощь своей эскадры на непокорном "Варяге". Противокорабельные ракеты с обеих сторон были выпущены почти одновременно, и спустя какие-то секунды после первых попаданий в японские корабли "гарпуны" и "девяностые" обрушились на русский крейсер.
Они летели, похожие на гигантские дымные белые стрелы с чёрными наконечниками, выпущенные лучником-исполином. Восемь "револьверов" "Варяга" метали им навстречу "трёхсотку" за "трёхсоткой", с направляющих срывались огнехвостые "осы", захлебывались очередями зенитные шестистволки. Японские ракеты взрывались в воздухе, падали в море, но их было слишком много: адмирал Ямада боезапас не экономил.
Первое попадание "Варяг" получил в корму – взрывом разворотило и вздыбило вертолётную площадку (пустую – вертолёта на борту крейсера давно уже не было). Затем удары следовали один за другим, словно крейсер оказался в кольце врагов, избивавших его со всех сторон (если разобраться, так оно и было…). Рухнула на дымовые трубы срезанная взрывом радарная решётка, разлетелся на куски антенный пост управления стрельбой ЗРК, смялась как картонная носовая пара пусковых ракетных труб правого борта, взлетела высоко вверх вырванная башенка носовой зенитной шестистволки, вскрылся по всей длине лацпорт левого торпедного аппарата. По сравнению с "вулканами" "гарпуны" несли вдвое меньший заряд взрывчатки, но "Варяг" принял их больше десятка, и две подводные пробоины – это много. А весь бой занял всего лишь несколько минут…
Беляков видел, как окутанный дымом крейсер медленно повалился на левый борт, одновременно погружаясь носом, и сделал то, чего не мог не сделать: пошёл к погибавшему кораблю, чтобы подобрать его уцелевших моряков. Командир "Корейца" не думал о том, что одного "гарпуна" будет вполне достаточно, чтобы катер пошёл на дно вслед за крейсером. Капитан третьего ранга Беляков посмотрел на японские корабли – их осталось всего четыре, причём два из них горели, – только тогда, когда принял на борт около сорока человек из экипажа "Варяга" – всех, кого сумел, – и дал ход, удаляясь от места неравного боя.
Японцы не стреляли. "Наверно, – подумал командир ракетного катера, – им уже не до нас. Продержаться бы на воде до подхода помощи – вот какая у них сейчас задача. Крепко мы им врезали…". И только потом у него появилась мысль, что японцы умышленно дают ему уйти: как бы ни были они озлоблены тяжёлыми потерями, понесёнными в бою, кодекс самурайской чести требовал уважать мужество врага. А союзнический долг они выполнили: русский крейсер потоплен.
Однако вскоре командир "Корейца" думал только о том, как бы побыстрее добраться до Находки, и молил всех богов и святых (начиная с Перуна и кончая Николой-угодником), чтобы в воздухе не появились китайские истребители-бомбардировщики – на великодушие "новых чингизидов" Беляков не рассчитывал. И ещё – чтобы дожил до берегового госпиталя тяжело раненый Чебрецов, лежавший без сознания в крошечной командирской каюте.
…Японский адмирал допустил ошибку, сблизившись с "Варягом" на убийственно короткую дистанцию в расчёте на красочный спектакль под названием "Капитуляция в море". Японцы помнили, что когда-то в этих водах русские корабли сдавались в плен, но забыли, что одни корабли спускали флаги, а другие дрались до последнего снаряда…
– Князь Алексей – предатель.
Морской воевода, командующий
– Алексей – предатель, – повторил адмирал. – Константин просил его о помощи, но наш князь не соизволил её оказать.
Командиры боевых кораблей, прибывшие по приказу воеводы, быстро переглянулись – это было уже серьёзнее.
– Константин мёртв, – продолжал командующий. – Владивосток захвачен ханьцами, Хабаровск окружён, бои идут на подступах к Комсомольску. Самураи уже высадились на Сахалине и готовят десант на Курилы. Очередь дойдёт и до нас – это очевидно.
– Ну, нас им так легко не взять, – уверено произнёс один из командиров. – На моём "Петропавловске" пятьдесят две термоядерные боеголовки калибром от ста до четырёхсот пятидесяти килотонн: мы "поднебесным" такую Хиросиму с Нагасакой устроим – мало не покажется.
– Мало иметь оружие, нужно иметь решимость его применить. А вот как раз с этим-то большая проблема… – адмирал тяжело вздохнул. – Я ещё не всё сказал. Князь Алексей на днях тайно встречался с одним японским дипломатом, хотя дипломат из этого самурая такой же, как из меня балерина. Не будет ни Хиросимы, ни Нагасаки – наш князь готов признать себя вассалом Японии, оставаясь при этом властителем Камчатки. А в подтверждение своей верности микадо он намерен передать ему весь наш флот в неповреждённом состоянии. Вот так. Сведения достоверны: у меня есть запись этого разговора. Князь Алексей – предатель.
– Камень на шею, и в воду, – прогудел плечистый командир "Томска". – Авачинская губа – она широкая, места хватит. Выберем другого князя, и покажем богдыхану с микадой большой и толстый.
– Не так-то это просто, – с сомнением в голосе произнёс командир "Челябинска". – У Алексея сторонников не меньше, чем противников. Хитёр, ничего не скажешь: как есть лиса. Хотя попробовать можно…
– Затевать усобицу, когда враг у ворот, – последнее дело, – остудил их адмирал. – Да и поздно уже. С падением Приморья судьба наша решена – Камчатке в одиночку не выжить. Устоять-то мы устоим, оружием нас не возьмёшь, но что дальше? Окраина мы – ни заводов, ни сельского хозяйства толкового. Объединяться надо было с приморцами, вместе мы были бы силой. Алексей крутил хвостом, а я ему верил, старый я дурак, – думал, само рассосётся. Вот и дождался…
– Так что же теперь, сдавать наши корабли японцам? – сердито засопел командир "Магадана". – Или топиться прямо в бухте, чтобы потом посмотреть, как самураи повесят князя Алексея на первой подходящей березе? Мало в том радости, воевода…
– Зачем же топиться? – адмирал слегка улыбнулся (впервые за всё время разговора). – Пойдём в море – в дальний поход. Лодки-то наши по военному времени в полной боевой.
– Куда? – недоумённо спросил командир "Кашалота". – И зачем?