Холодная нефть с горячим запахом крови
Шрифт:
– На север. Тем же путём, каким не раз приходили сюда, только в обратную сторону. Думаю, князь Александр Холодный примет нас под крыло. А зачем пойдём – затем, что там, за Уралом, – русская земля, и наши корабли очень ей пригодятся. Придёт время, и мы – а не мы, так сыны наши, – сюда вернёмся, и проводим гостей незваных пинком под зад. Вот такое моё слово, капитаны.
– Накроют нас в Чукотском море, как пескарей в луже, – задумчиво проговорил один из офицеров. – Мелкое оно, это море.
– Лужа эта сверху ледком подёрнута, – возразил командующий, – пескарей в ней не разглядишь. И некому нас там накрывать – не те времена. А что до риска – на то мы и люди военные. Но топить самим, а тем более сдавать врагу исправные боевые корабли никак
– Семьи…
– Что семьи?
– У многих офицеров здесь семьи, воевода, – командир "Петропавловска" взялся за краешек стола, и адмирал видел, как у него побелели костяшки пальцев. – Что будет с ними? Как бы не отыгрались на них самураи за то, что мы увели у них из-под носа атомные лодки. И как люди пойдут в море, зная, что расстаются с жёнами навсегда, да ещё оставляют их на милость врага?
Воцарилось тяжёлое молчание.
– Думал я об этом, – спокойно сказал командующий. – Семьи отправим самолётами в Анадырь – есть такая возможность, летуны из Елизово не откажут. А оттуда через Певек и Тикси – на Мурманск. Долетят: так далеко на север пилоты богдыхана не забираются. Там уже владения сибирских князей, а с ними ссориться ханьцам не с руки. А жён помоложе, тех возьмём на борт, я не возражаю. И мужьям веселее будет, – адмирал снова улыбнулся.
– Опасное дело… А ну как с боем прорываться придётся?
– Настоящая жена, – веско возразил воевода, – пойдёт за мужем не только под воду, но и в огонь. И последнее: сомневающихся моряков заменим – у нас половина субмарин на приколе, какая по ветхости, какая разоружёна, какая город греет реакторами. В море пойдут только добровольцы, даже если будет некомплект, – ясен приказ? Всё, товарищи офицеры, дискуссия закончена. Времени у нас в обрез: на всё про всё двадцать четыре часа.
Из бухты Крашенинникова вышли на прорыв пять атомоходов – это было всё, что осталось от некогда мощной подводной эскадры Камчатской флотилии разнородных сил. Первой из Авачинской губы выскользнула многоцелевая АПЛ "Кашалот" – выскользнула, и тут же погрузилась, ушла на перископную глубину, чутко вслушиваясь акустикой в шумы моря. За ней последовал подводный крейсер "Томск", несущий на борту двадцать четыре крылатые ракеты "гранит". Третьим вышел стратегический ракетоносец "Петропавловск-Камчатский" – ветеран флота, последний "кальмар" русского флота, отслуживший полвека. Многие сомневались, стоит ли "старику" идти в поход – его однотипный собрат "Георгий Победоносец" давно уже использовался как плавучая атомная электростанция, а все прочие их ровесники окончили жизнь под газовыми резаками у разделочных пирсов. Но воевода был непреклонен: ядерные боеголовки "Петропавловска" были слишком грозной силой, чтобы ею пренебрегать. И словно желая доказать всем – и самому себе, – что старый конь борозды не испортит, командующий сам пошёл на "Петропавловске", сделав его флагманом эскадры прорыва. За "Петропавловском" шёл крейсер "Челябинск", а замыкала строй многоцелевая субмарина "Магадан", родная сестра "Кашалота". Не хватало "Самары", взорванной на верфи в Большом Камне, и пришлось оставить крейсер "Иркутск" – корабль был не на ходу, и его должны были затопить на внешнем рейде, предварительно подорвав механизмы. Ещё пять камчатских атомоходов боевой ценности уже не имели, доживая свой век у отстойных причалов, однако морской воевода приказал затопить и их, чтобы не тешить самураев даже символическими трофеями.
Сутки, оставшиеся до выхода в море, старый моряк провёл без сна – слишком многое надо было успеть сделать. И приходилось держаться настороже: от князя Алексея, узнавшего о "мятеже воевод", можно было ждать любой пакости, начиная от нападения княжеских дружинников на Вилючинск, где жили семьи моряков, и кончая засылкой наёмных убийц к вождям "мятежников". Однако обошлось – морские пехотинцы взяли под надёжную охрану базу флота, а вскоре князю стало не до взбунтовавшихся офицеров. Содержание его беседы
Сам выход в море прошёл гладко, хотя и был тягостным – и для тех, кто уходил, и для тех, кто оставался на берегу. В экипажах лодок появилось немало новых лиц – часть офицеров отказались идти в море (в основном из-за того, что их жёны с детьми побоялись лететь на Чукотку, а потом через всю Сибирь в полную неизвестность). Их не осуждали – не дай бог никому делать жестокий выбор между любовью и честью – их заменили офицерами-добровольцами с "Иркутска" и "консервов". На траверзе бухты Завойко, где базировались сторожевики, подводники смотрели в оба глаза: стало известно, что князь Алексей в полном отчаянии отдал приказ атаковать "бунтовщиков" торпедами на выходе. Приказ этот был заведомо невыполнимым (вероятно, это понимал и сам князь) – из бухты Завойко никто не вышел, и только прожектор передал на флагман эскадры прорыва прощальную светограмму "Доброго пути!".
В Авачинском заливе лодки погрузились, развернулись под водой и легли на нужный курс. Адмирал оставался в центральном посту "Петропавловска", пока командир корабля не доложил ему, что акустический горизонт чист. И только после этого старый воевода прошёл в свою каюту, лёг и мгновенно уснул, как только щека его коснулась ткани подушки.
Пять русских атомоходов эскадры прорыва шли в Берингово море.
Противник заявил о себе на следующий день, когда соединение адмирала Родионова оставило позади Командорские острова и, казалось бы, затерялось в океанских просторах. Но морской воевода был острожен и опытен – он постарался обеспечить свою эскадру хотя бы минимальной разведкой.
Из Петропавловска на Чукотку перелетели два дальних противолодочных самолёта "Ту-142". Анадырьский князь Аким, подумав, не стал обострять отношений с камчадалами и предоставил лётчикам топливо из стратегических запасов, ещё со времён "холодной войны" сберегавшихся в огромном противоатомном хранилище "Портал" неподалёку от аэродрома Угольный. Два самолёта – это ничтожно мало для просторов Берингова моря (тем более что в воздухе постоянно находился только один из них), однако по закону случайности (которых не бывает) патрульный "медведь", описывая над морем широкую дугу с радиусом четыреста миль, обнаружил к северу от Алеутских островов соединение крупных боевых кораблей.
Через две минуты об этом стало известно адмиралу Родионову: субмарины эскадры прорыва, чередуясь, подвсплывали для обеспечения непрерывной радиосвязи с самолётом-разведчиком. Сообщение было тревожным: "В составе соединения крупный авианосец и четыре корабля типа "ракетный крейсер". Курс – северный, скорость – двадцать пять узлов. Координаты…". А ещё через две минуты "медведь" сообщил "Атакован истребителями", и на этом связь с ним оборвалась.
"Это не японцы, – лихорадочно прикидывал адмирал, – их авианосцы типа "Хьюга" крупными не назовешь. Значит, это глобы – больше некому. Что им за дело до нас, уже неважно – важно то, что первый выстрел сделан, и сделан не нами. Любое оружие должно быть когда-нибудь использовано, была бы решимость его применить…".
Звукоподводный сигнал вызвал на связь с "Петропавловском" крейсера "Челябинск" и "Томск". Приказ воеводы был короток и ясен: "Атаковать обнаруженную групповую цель крылатыми ракетами – по двенадцать ракет с каждого крейсера. "Челябинску" использовать спецбоеприпас". Расстояние до эскадры глобов составляло около двухсот пятидесяти миль, и быстроходность неприятельских кораблей не смущала Родионова: "граниты" выйдут на цель через десять-двенадцать минут, и несколько миль, на которые корабли успеют удалиться от точки обнаружения, не имели особого значения для головок самонаведения крылатых ракет.