Холодная нефть с горячим запахом крови
Шрифт:
– Я принёс дурные вести, великий халиф, да не оскорбят слух твой мои стенания, – Абдул-эмир согнулся в низком поклоне. – Войско разгромлено, спастись от смерти удалось немногим. Но мы шли, и сражались до конца, выполняя волю твою, о светоч веры!
Халиф молчал, поглаживая чёрную бороду, и молчание его действовало Абдулле на нервы.
– И это ещё не всё, – продолжал он, ощущая, что под его ногами вот-вот разверзнется пропасть. – Князь Василий сбросил на наши горы атомную бомбу. Это был гнев аллаха, о великий халиф! Рушились скалы, таяли ледники, и мутные потоки смывали наши аулы. И главы самых воинственных тейпов сказали, что дальше воевать не будут – московский князь пообещал,
– Ты не виноват, – владыка Нового Халифата оставил в покое бороду и снизошёл до ответа, – ты честно бился с неверными. Ты потерпел поражение, ты потерял четыре тысячи моих воинов и сто тридцать боевых машин, но в этом я тебя не виню – твоя сила встретила большую силу. Старейшины гор хотят вложить кинжалы в ножны и мирно пасти овец – это их выбор, хотя ты мог бы найти слова, чтобы их убедить. Это я тебе прощаю. Но ты принёс мне злую весть о разгроме, – в глазах великого халифа зажглись зловещие огоньки, – и о том, что племена Кавказа отринули войну за веру, и этого я тебе простить не могу. Тебя сварят живьём в кипящем масле, эмир.
Абдулла стремительно побледнел и открыл рот, но не успел ничего сказать – дюжие стражники сноровисто заломили ему руки и выволокли обречённого за дверь.
– Что скажет мой мудрый визирь? – халиф проводил равнодушным взглядом жертву своего гнева и повернулся к тучному сановнику, почтительно замершему подле него.
– Он виновен, и он должен быть наказан – да свершиться справедливость. Невелика потеря, о светоч веры. Место Абдуллы займёт Махмуд, он давно лелеет эту мечту. Какая нам разница? А горцы не будут сидеть в своих аулах – они вели разбойничью жизнь веками, и не мыслят себе иной жизни. Однако с ядерным оружием князя Василия придётся считаться, – вкрадчиво (дабы не разгневать повелителя всех правоверных) добавил визирь. – Мы сможем померяться силами с Русью только тогда, когда у нас будет такой же меч…
…– который мои кузнецы уже куют, – благодушно заметил халиф.
– А пока – пока у нас есть чем заняться, обратив взоры не на север, а на восток.
– Индия…
– … и Средняя Азия, о великий. У тамошних ханов и беков нет ядерных бомб – Азия ляжет под копыта твоего коня. Войди туда, пока тебя не опередил богдыхан. И не забывай о United Mankind – глобы быстро набирают свою прежнюю силу.
– О глобах я никогда не забуду, – мрачно произнёс владыка Халифата. – От них все беды…
– И есть ещё Европа, часть которой склоняется к нашей вере. А на северных границах война будет тлеть. Горцы не усидят в своих саклях – у них слишком горячая кровь. А если московский князь водородными боеголовками сравняет Кавказ со степями Прикаспия, – что ж, на всё воля аллаха. Воинов, погибших за веру, ждут ласки райских гурий, – подытожил визирь, добавив мысленно: "Хотя лично я предпочитаю ласки гурий земных…".
– Что привело тебя ко мне, святой отец?
Василий постарался придать своему голосу оттенок дружелюбия, однако вопрос всё равно прозвучал резковато – князь не любил священнослужителей, и не скрывал своей к ним неприязни.
– Я хочу смягчить твоё сердце, – кротко ответствовал патриарх. Лицо его при этом было печальным, и князь не мог понять, какова же природа этой скорби – в самом ли деле болеет отец Кирилл болью и муками людей русских, в который уже раз за долгую свою историю ввергнутых в неустройство времени перемен, или же на лице его привычная маска, приросшая так, что сделалась она второй кожей патриарха. "Привычка – вторая натура, – с раздражением подумал Василий, вглядываясь в костистое лицо Кирилла и не находя
– И какое же из моих деяний жестокосердных так встревожило тебя, отче, – в голосе князя отчётливо прозвучала ирония, – что ты пожелал встретиться со мной наедине, без посторонних глаз? Говори прямо – мы здесь одни. Я отключил камеры слежения – думаю, ты не замышляешь воткнуть мне в спину отравленную иглу.
– Жестокостям твоим несть числа, – недрогнувшим голосом произнёс патриарх, не обращая внимания на тон князя и на его оскорбительный намёк. – Зачем ты бомбил Кавказ? В атомном огне сгорели тысячи женщин и детей!
– По моему приказу стратегический бомбардировщик "Ту-160" нанёс удар крылатой ракетой с термоядерной боеголовкой мощностью двести килотонн по Кавказскому хребту, – князь невозмутимо кивнул, – но удар был не прицельным. Эта была только демонстрация силы, святой отец, – необходимая демонстрация. А случайные жертвы…
– Женщины и дети…
– А сколько женщин и детей погибло в наших землях в результате разбойных набегов за последние десять лет? – глаза Василия гневно сверкнули. – Их ты считал, отче? Не время радеть обо всём человечестве – моя забота прежде всего о людях моего княжества, о жёнах и детях земли русской! И не надо жалобить меня притчей о цене одной слезинки ребёнка – я сделал то, что должно было сделать. Зато теперь халиф угомонился, и абреки тоже притихли, пусть даже на время. Я князь, святой отец: богу – богово, кесарю – кесарево.
– Пусть так, – Кирилл чуть наклонил голову, и князь не видел выражения его глаз. – Не мне судить – ты за всё ответишь перед судом Господа нашего. Война – дело воинское, но что творишь ты в пределах своего княжества? Зачем бессудно и беззаконно опричники твои карают смертью лютой сотни и тысячи людей, среди которых множество безвинных!
– А, вот оно что… – Василий усмехнулся волчьей усмешкой. – Кровь жертв тирана вопиет об отмщении? А я не знаю другого способа очистить земли мои от скверны. За годы, прошедшие после воцарения у нас Золотого Тельца, люди потеряли совесть – что ж, пускай теперь ими правит страх. А потом, быть может, по прошествии времени… Телец мёртв – его убил один питерский чернокнижник, имя которого тебе ведомо, – и люди изменятся.
– Этого чернокнижника стоило сжечь на костре. Он не избегнул кары – сатанинское пламя его настигло, но злое семя, которое он бросил в мир…
– Я не хочу, и не буду спорить с тобой на философские темы, отец Кирилл. Но факт остаётся фактом: мир изменился, хотим мы этого или нет. И сейчас от нас – и от тебя, и от меня, – зависит, каким он будет. Телец-то пытается воскреснуть…
Василий Тёмный вдруг вспомнил старый фантастический фильм, который он видел ещё в детстве. В этом фильме металлический робот-убийца, замороженный в жидком азоте, рассыпается в мелкое крошево, а потом восстаёт из расплавленной лужи ожившей статуей и продолжает своё дело. Так и United Mankind, подумалось князю, – она восстанавливается, и уничтожить этого монстра можно разве что сбросив его в жерло действующего вулкана…