Холодные дни
Шрифт:
– ИСТОЧНИК, – сказал Духоприют. Он повернулся, – медленно – и появились еще одиннадцать проходов в туннели, идентичных первому. Еще одиннадцать. Потому что одного бесконечного туннеля ужасов было, похоже, недостаточно. Теперь их у меня было двенадцать. Темная энергия, исходившая оттуда, шипела и сочилась, словно чистая злоба и порочная воля дистиллировались в невидимый туман.
– И… в сравнении со всем, что внизу, нааглоши – просто мелочь? – спросил я.
– ВЕРНО.
– Конечно. Естественно, – сказал я, глядя на пол первого туннеля. – И кто они? Что там, внизу?
– КОШМАРЫ.
– Срань небесная, – прошептал я, поняв, почему это место назвали Источником. Потому что остров – исток всех лей-линий. Словно огромный бурлящий гейзер зла.
Боб, пораженный, присвистнул:
– О! Ничего себе, босс! Так и есть. Энергия в этих лей-линиях – тепло, которое выделяют их тела.
Я почувствовал, что вот-вот захихикаю.
– Чува-ак! Удержание… Удержание, адские колокола! – Я подавил смешок и обратился к Духоприюту. – Это не магическая цитадель, – сказал я. – Это тюрьма. И тюрьма настолько суровая, что полдюжины долбаных нааглоши содержатся в камерах общего режима.
– ВЕРНО, СТРАЖ, – ответил Духоприют.
Глава 17
– Думаю, за эту работу вряд ли платят, – заметил я.
Дух молча смотрел на меня.
– Я так и понял, – сказал я. – И ты… называя меня Стражем, выражаешься буквально.
– ДА.
– А кто же ты сам? Охранник?
– ОХРАННИК. СТЕНЫ. РЕШЕТКИ. Я – ПОРЯДОК.
– Ты не первый представитель закона, с которым я охотно поработал бы, – сказал я. И провел пальцами по волосам, зачесывая их назад.
– Что ж, – продолжал я, поморщившись. – Эти существа – они опасны, пока находятся там?
– ОНИ ВСЕГДА ОПАСНЫ. НО ЗДЕСЬ У НИХ МЕНЬШЕ ВСЕГО ВОЗМОЖНОСТЕЙ СДЕЛАТЬ ЧТО-ТО.
Я моргнул. Это была самая длинная, самая детальная и самая сложная речь из всех, что Дух произнес до сих пор. Что означало: мы говорим о чем-то действительно важном. Логично. Духа не заботят друзья или враги или цены на чай в Китае. Его заботят его заключенные. Точка. Все остальное, что угодно – важно лишь постольку, поскольку имеет отношение к данному предмету.
– Но они могут освободиться?
– НЕ БЕЗ ВМЕШАТЕЛЬСТВА ИЗВНЕ, – сказал Дух, – ИЛИ ТВОИХ САНКЦИЙ.
– Мхм, – выдохнул я. – Кгм. Ты имеешь в виду, что я мог бы освободить этих тварей?
– ТЫ СТРАЖ.
Я проглотил слюну:
– Можно ли мне общаться с ними?
– ТЫ СТРАЖ.
– О, адские колокола, это плохо.
Я только что унаследовал целый мир весьма мерзких проблем.
Имея личный опыт близких встреч с нааглошии, я ни за что не позволил бы хоть одной из этих мерзких тварей освободиться. Я сомневался, что кто-либо из тутошних заключенных понравился бы мне больше. По сути, в данный момент у меня не было намерения даже посмотреть на них, и тем более, узнать кем или чем они являются. О том же, чтобы поговорить с ними, я и думать не хотел. Нет, такому не бывать. Существа столь древние и могущественные могут оказаться смертельно опасными – достаточно нескольких тщательно подобранных слов, произнесенных
Но к чертям экивоки!
Мне только что вручили то, что было огромным, страшным оружием массового поражения и потенциального разрушения. Для различных сил сверхъестественного мира не имело значения, что я никогда не воспользуюсь этим оружием. Главным было то, что оно в моей власти. «Слушайте, патрульный, я знаю, что у меня в багажнике гранатомет, но я держу его там, чтобы кто-нибудь из плохишей им не воспользовался. Серьезно. Честное слово».
Когда типы из Белого Совета, которые меня недолюбливают, узнают о том, что произошло, они побагровеют от ярости и будут верещать с пеной у рта. И каждый, когда-либо бывший врагом Белого Совета, посмотрит на меня как на дар Небес. Еще бы: некто, знающий работу Совета изнутри, обладающий невероятно сконцентрированной личной властью, тот, кто наверняка напугает Совет настолько, что вынудит его членов заподозрить его во всех грехах, изолировать, и в конце концов выступить против него. Да, такой тип стал бы ценнейшим приобретением в любой схватке с чародеями всего мира.
Э, брось, парень – как будто Белый Совет не узнает?
Как будто мало вербовщиков, которые уже охотятся за мной.
Ну, и где здесь позитивный фактор? Что у меня нет никакого реального супероружия, которым можно воспользоваться? Мне просто дали ключ к огромной коробке, полной боли и бед для множества людей.
Неудивительно, что мой дед выглядел ошеломленным, увидев, что я сделал с Духоприютом. Или не столько «ошеломленным», сколько «ужаснувшимся».
Снова разболелась голова. Черт дери, как раз этого-то мне и не хватало. В последние несколько лет головные боли становились все сильнее и сильнее – доходило до того, что я едва не терял сознание. В какой-то степени я мог функционировать, превозмогая боль – невозможно посвятить большую часть жизни овладению силами Вселенной, не научившись самодисциплине и терпимости к мукам. Но это – еще один хренов камень в багаже, который я вынужден тащить на себе, пытаясь выбраться из самого тесного угла, куда меня когда-либо загоняли.
Духоприют зарычал. Сплошь заглавными буквами.
И головная боль исчезла.
В одну секунду мой скальп был натянут так, словно два пестика для колки льда вбили в мой череп в те же места, что всегда, а в следующую секунду боль исчезла абсолютно. Эндорфины, которые мое тело начало закачивать в скальп, не обнаружив там никакой боли, на радостях закатили вечеринку. Я не впал в потрясенный ступор из-за подобных виражей в моем бытии, но был весьма близок.
– Оууух… – выдохнул я. – Э-э… и что ты сейчас сделал?
– Я ЕГО ПРЕДУПРЕДИЛ.
Я моргнул.
– Ты… предупредил приступ моей головной боли?
– СОЗДАНИЕ, КОТОРОЕ ЕЕ ВЫЗЫВАЕТ. ПАРАЗИТА.
Секунду я тупо пялился на него, а потом вернулся к своим воспоминаниям. Все верно. Именно в этой пещере, когда я в последний раз был здесь, или Мэб, или Духоприют говорили что-то о разделении труда в поддержании жизни в моем теле, пока остальная моя часть пребывала в других местах. Они сказали, что паразит поддерживает работу моего сердца. Я сердито уставился на Духоприюта и сказал: