Холодные и мертвые (сборник рассказов)
Шрифт:
— Как ты? Курт еще сам до конца не понял, как он. В груди клокотали злость и обида. Опять никто не стал даже разбираться в случившемся. Он только кивнул сочувственно любопытствующей из-за стола Хельги и прошел в лаборатории. Ольгерд неуверенно семенил следом. Ганс был занят беседой с двумя мужчинами в темных парках с красным искусственным мехом по капюшону. От одного вида этих капюшонов Курта передернуло, и он, поймав взгляд Ганса, выразительно поднял брови.
Тот кивнул и заговорил быстрее. Падальщики, похоже, были недовольны столь резко оборвавшимся разговором, но Ганс покачал головой, и двое, чьи лица Курт смутно узнавал, но по имени назвать бы не смог, развернулись и вышли, от души хлопнув дверью.
— Это… что? — вежливо, как ему самому
— Что? А ты ожидаешь, что я общаюсь только с благородными, как рыцари, Патрульными? Ганс скользнул по Ольгерду убийственно равнодушным взглядом, тот аж попятился. Курт сделал шаг, заслоняя собой Оли от Ганса. В любой ситуации, когда можно принять позицию, противоположную Гансу, он ее принимал. Тем более что молодой патрульный ничего ему не сделал. Ну, подумаешь, забрал значки. Ну так ведь он не для себя, а по приказу.
— Я ничего не жду, — огрызнулся Курт и кивнул головой на Оли. — Этот рыцарь отобрал у меня все значки, а другие, наверное, тоже рыцари конфисковали еще и дом с машиной. Так что я теперь буду жить с тобой. Ты счастлив? Судя по лицу Ганса — он был не удивлен, но и не обрадован. И, судя по последовавшей улыбке, он собирался мстить. Курту стало неуютно, а Оли на всякий случай отошел подальше.
— Можешь либо ночевать где-нибудь в лаборатории, либо в общежитии в соседнем корпусе. Курт открыл рот:
— Естественно, я… — но Ганс его перебил.
— Только там, кажется, нет света. Курт поджал губы.
— И отопления нет. Повисла пауза, в которой отчетливо раздался смешок Оли. Курт мрачно повернул к нему голову, а Ганс тем временем закончил:
— И воды, как ты понимаешь, тоже нет.
— Ладно, — Курт махнул рукой. — Уговорил. Ганс собирался было что-то сказать, что-то явно торжествующее, но Курт не дал ему насладиться победой.
— Вода, тепло и свет — не самое главное в жизни, да, дружище? Как идти в этот твой соседний корпус? Ольгерд поспешно отвернулся, сдерживая смех, а Курт резюмировал:
— Ну, и где Эф? Он оставался у тебя, забрать его не могли. Ганс прищурился, а Курт впервые за много лет подумал, что не стоило, наверное, тянуть за усы неопасного на вид кота — ведь можно остаться и без глаз. Именно это, похоже, Ганс и собирался проделать.
— Ольгерд, топай к себе. Курт, пойдем. Оли ничего не оставалось, кроме как в самом деле потопать, а Курту — пойти следом за Гансом. Они снова оказались в лаборатории, в которой в углу стоял вытянутый аквариум с вяло распластанным по дну Серым. Но рядом стояли еще два — куда меньше, с ручками, явно переносные. Курт уставился на них, а на него в ответ вылупились две снежные морды.
— Эт-то ш-што… — сдавленно повторился Курт. Ганс пожал плечами.
— Серые.
— Сдохнуть можно, да ладно?!
— Мемфис, не кипятись. Они очень полезны, когда не убивают людей. Курт открыл рот, глубоко вздохнул и не стал ничего говорить по поводу того, в каком месте Гансу следует поискать свои мозги. Вместо этого он мрачно поинтересовался:
— Где Эф? Ганс, похоже, решил начать издалека:
— Каждый пойманный Серый стоит нам одного хорошего бензомастера.
Но это очень важно. Раньше, чем Курт успел до конца переварить фразу, на лице его отразились разом и паника, и ужас, и злость.
— Он здесь, здесь, — поспешно успокоил Ганс, понимая, что иначе быть драке. — Сейчас для этого используются мастера-животные, те, что уже вышли из употребления. К тому же, этим занимаются падальщики, а не патрульные.
— Что? — прошипел Курт. — Так почему же «падальщики»?! Они теперь самые настоящие Патрульные, рыцари без страха и упрека, разве нет?
Все, что нас отличало, — Курт запнулся, понимая, что это «нас» уже не действительно, но тут же продолжил: — Так вот, все, что нас отличало, это мастера и мех! Мех — ерунда. Так что, получается, все, слияние двух отделов? Вместе на выезд, вместе за трупами?
— А что такое? — сделав вид, что не заметил оговорки, поинтересовался Ганс. — Их осталось пять человек, вас… патрульных — десять. Переломитесь, если будете работать вместе? Курт решил промолчать. В конце концов, его это теперь совершенно не касалось. Не касалось. Не касалось! Убить бы ту тварь, из-за которой все это началось.
— Так зачем они тебе? Эти монстры?
— Они полезные, — уклончиво повторил Ганс и кивнул на дверь. — Твой мастер. Эф в самом деле стоял в дверном проеме, неслышно открыв дверь, неплотно прикрытую Ольгердом. По его лицу загадочно мигрировали встречные потоки радужных полос, олицетворяя что-то. Наверное, он был рад видеть Курта, а может, и вообще не рад. Но когда Курт обернулся к нему, черное лицо пошло виноватой рябью. А может, ему это все просто показалось. Что там вообще можно рассмотреть?
— Я здесь, — сообщил Эф так, как будто это можно было не заметить.
— Опять где-то гулял, — поделился с Куртом Ганс. Со стороны это, наверное, выглядело так, как будто строгий учитель отчитывает родителя нерадивого ученика. При этом, правда, полагалось, чтобы родитель был хотя бы выше своего отпрыска. Ну хоть немного.
— И я здесь, — отозвался Курт. — Будем теперь жить с Гансом. Он рад. Лицо Ганса отражало гамму эмоций, радости среди которых, похоже, места не нашлось.
— Будем ему помогать. Ему ведь наверняка скучно без нас было, да и работы не имелось. Теперь жизнь точно наладится. Эф молчал. Гансу, видимо, хотелось высказаться, но он тоже молчал.
Курт всплеснул руками:
— Нет, правда, ты что, не рад?! Тогда мог бы что-нибудь сделать, чтобы эти твари не отнимали у меня мой дом! Мою машину! И мастера бы забрали, если бы не… Ты зна-ал, — удивленно выдохнул Курт. Эф все еще молчал. Молчал и Ганс.
— Пошел к черту, — бросил Курт и, обогнув Эфа, вышел в коридор.
С потолка текла карамель. Тягучие янтарно-коричневые нити тянулись от люстры, застывали и тихо-тихо звенели, как музыка ветра над дверью в кулинарной лавке. Курт осторожно отломил ближайшую к нему нитку, сжал ее зубами. Карамель тут же сломалась и осталась острой сладостью на языке, быстро, впрочем, растаявшей. Следом образовалась неприятная горечь, вяжущая десны, и Курт неприязненно сплюнул. — Не плюй на пол, — наставительно пробубнил Феликс куда-то под руку. Курт задумчиво на него посмотрел и сплюнул еще раз. Никогда в жизни его так не раздражал собственный лучший друг. — Мемфис! — Отвали! Феликс, надувшись, куда-то пропал, испарившись вместе со слюной с пола, а когда появился снова, был уже чем-то очень недоволен. А Курт как сидел за своим столом, вытянув ноги и созерцая подтеки с потолка, так и сидел. Вдруг разозлившись, Гильдерсон сдернул его со стула и принялся трясти. Курт смотрел на него удивленно и болтался в руках, как тряпичная кукла. Наконец, окончательно выведенный из себя, Феликс ударил его в лицо и отпустил, дав упасть на пол. Курт зажал нос ладонью, бездумно таращась на друга, и все равно кровь текла сквозь его пальцы. Лицо стремительно опухало, под глазами набрякли мешки, но нос не был сломан. Переносица горела огнем, на ноздрях при попытке выдохнуть появлялись кровавые пузырьки. — Понимаешь ты, черт возьми, или нет? Понимаешь? Курт помотал головой, кровь залила подбородок и рубашку. — Ты все это придумал! Как эти звезды, — Феликс кивнул на окно, за которым было совершенно пустое иссиня-черное небо, отливающее перламутром, — как эти звезды, которых нет. Ты придумал эти звезды! И ударил еще раз, на этот раз целенаправленно ломая нос.