Холодный дом (главы XXXI-LXVII)
Шрифт:
А бедной Чарли становилось все хуже и хуже, и жизни ее грозила большая опасность, - тяжело больная, она пролежала много долгих дней и ночей. И так терпелива она была, так безропотна, с такой кроткой стойкостью переносила страдания, что, когда я сидела у ее постели, обхватив руками ее голову, иначе она не могла заснуть, - я часто молилась про себя нашему отцу небесному, чтобы он не дал мне забыть тот урок, который преподала мне эта младшая сестра моя.
Мне было очень больно думать о том, что, если Чарли и выздоровеет, ее хорошенькое личико, вероятно, утратит свою прелесть, - будет обезображено оспой, -
Были и другие минуты, когда Чарли хорошо узнавала меня, говорила со мной, просила передать сердечный привет Тому и Эмме и надеялась, что Том вырастет хорошим человеком. Тогда Чарли рассказывала мне, что она во время болезни отца читала ему, как умела, чтобы его подбодрить, - читала о том юноше, которого несли хоронить, а он был единственный сын у матери-вдовы; читала о дочери правителя *, которую милосердная десница подняла с ложа смерти. И еще Чарли говорила мне, что, когда отец ее умер, она упала на колени у его постели и в первом порыве горя молилась, чтобы он тоже был воскрешен и вернулся к своим бедным детям; а если сама она теперь не поправится, добавляла Чарли, если она умрет, как умер отец, Том, наверное, тоже помолится, чтобы она воскресла. И она просила меня объяснить Тому, что в старину людей возвращали к жизни на земле лишь для того, чтобы мы могли надеяться на воскресение в небесах.
Но в каком бы состоянии ни была больная, она не утратила тех своих добрых качеств, о которых я говорила. И много, много раз я думала по ночам о возвышенной вере в ангела-хранителя и еще более возвышенной надежде на бога, которые до самого смертного часа жили в душе ее бедного, всеми презираемого отца.
Но Чарли не умерла. Она долго была в опасности, медленно и неуверенно боролась с нею, перенесла кризис, а потом стала выздоравливать. Вскоре появилась надежда, вначале казавшаяся несбыточной, на то, что Чарли снова станет прежней Чарли, и я уже видела, как ее личико мало-помалу приобретает прежнюю детскую миловидность.
Какое это было радостное утро, когда я рассказывала обо всем Аде, стоявшей в саду, и какой это был радостный вечер, когда мы с Чарли наконец-то вместе пили чай в нашей гостиной. Но в этот самый вечер я внезапно почувствовала, что меня знобит.
К счастью для нас обеих, я только тогда начала догадываться, что заразилась от Чарли, когда она снова улеглась в постель и успела заснуть спокойным сном. За чаем мне без труда удалось скрыть свое состояние, но сейчас это было бы уже невозможно, и я поняла, что быстро иду по ее следам.
Однако наутро мне стало гораздо лучше, и я поднялась рано, ответила на веселое приветствие моей милой Ады, стоявшей в саду, и мы разговаривали с нею так же долго, как всегда. Но мне смутно вспоминалось, что ночью я бродила по обеим нашим комнатам и мысли мои немного путались, хоть я и сознавала, где нахожусь; кроме того, мне временами становилось не по себе от какого-то странного ощущения полноты - казалось, я вея распухла.
К вечеру я почувствовала себя настолько плохо, что решила подготовить Чарли, и сказала ей:
– Ты теперь совсем окрепла, Чарли, ведь правда?
– Совсем!
– ответила Чарли.
– Достаточно окрепла, Чарли, чтобы узнать одну тайну?
– Ну, уж для тайны-то я безусловно достаточно окрепла!
– воскликнула Чарли.
Но не успела Чарли прийти в восторг, как личико у нее вытянулось - она узнала тайну по моему лицу и, вскочив с кресла, упала мне на грудь, твердя от всего своего благодарного сердца: "Ох, мисс, это все из-за меня! Из-за меня это, я виновата!" - и еще многое другое.
– Так вот, Чарли, - начала я немного погодя, после того как дала ей выговориться, - если я расхвораюсь, вся моя надежда на тебя. И если ты не будешь такой же спокойной и терпеливой во время моей болезни, какой была, когда хворала сама, ты не оправдаешь моих надежд, Чарли.
– Позвольте мне еще немножко поплакать, мисс, - проговорила Чарли. Ох, милая моя, милая! позвольте мне только немножко поплакать, милая вы моя!
– Не могу вспомнить без слез, с какой любовью и преданностью она лепетала, обнимая меня: - Я буду умницей.
Ну, я уж позволила Чарли поплакать еще немножко, и нам обеим стало как-то легче.
– А теперь, мисс, с вашего позволения, можете на меня положиться, спокойно проговорила Чарли.
– Все буду делать, как вы прикажете.
– Сейчас я почти ничего не могу приказать тебе, Чарли. Но сегодня вечером скажу твоему доктору, что чувствую себя нехорошо и что ты будешь ухаживать за мной.
За это бедняжка поблагодарила меня от всего сердца.
– Когда же ты утром услышишь из сада голос мисс Ады, то, если я сама не смогу, как всегда, подойти к окну, подойди ты, Чарли, и скажи, что я сплю... что я очень устала и сплю. Все время поддерживай в комнате порядок, как это делала я, Чарли, и никого не впускай.
Чарли обещала выполнить все мои просьбы, а я улеглась в постель, потому что чувствовала себя очень скверно. В тот же вечер я показалась доктору и попросила его пока ничего не говорить домашним о моей болезни. Я лишь очень смутно помню, как эта ночь перешла в день, а день в свою очередь перешел в ночь, но все же в то первое утро я через силу добралась до окна и поговорила со своей любимой подругой.
На следующее утро я услышала за окном ее милый голос - до чего милым он казался мне теперь!
– и не без труда (мне было больно говорить) попросила Чарли подойти и сказать, что я сплю.
Я услышала, как Ада ответила:
– Ради бога, не тревожь ее, Чарли!
– Какой у нее вид, Чарли, у моей дорогой?
– спросила я.
– Огорченный, мисс, - ответила Чарли, выглянув наружу из-за занавески.
– Но я знаю, что сегодня утром она очень красивая.
– В самом деле красивая, мисс, - отозвалась Чарли, снова выглянув наружу.
– И она все еще смотрит вверх, на ваше окно.
Смотрит... ясными голубыми глазами, благослови их бог! И они всего красивее, когда она их так поднимает ввысь.