Холодный путь к старости
Шрифт:
– Возьми для защиты мужа или кого другого. Не бойся. Там выиграешь без сомнений. Они проголосуют за критику, за правду, за перемены. Напиши в предвыборной агитации: «Деревяшки под бульдозер». Дай надежду. Отличный лозунг. Запиши, пока не забыла, – предложил Сапа.
– А как исполнять это обещание, как сносить? – спросила Мерзлая.
– Вначале в Думу попади. Обеспечь четыре года депутатства. Исполнять – дело десятое. Запомни: первый этап – захват власти, и лишь второй – удержание. Не исполнишь обещания, тебя просто не переизберут, а до этого дожить надо, – учил Сапа не совсем бескорыстно…
Мерзлая частенько приходила к Сапе, в его панельную железобетонную обитель,
– Алик, здравствуй! Помнишь, ты просил меня сообщить, если в соседнем доме будут продавать разливное молоко? – спросила Петровна.
– Конечно! – радостно вскрикнул Алик, поскольку в то время, о котором идет речь, в магазинах маленького нефтяного города молоко появлялось крайне редко и многие покупали разливное молоко, привозимое директором подсобного хозяйства к себе домой во флягах.
– Трехлитровые банки есть, можешь не брать, – сказала Петровна излишне весело. – В общем, заходи в гости. Вот и мой Сапа тебя приглашает. Он еще утром говорил о любви к ближнему…
Бросить леща и клеща Петровна умела. Фраза про любовь возбудила интерес. Алик пошел, почти побежал, поскольку чрезвычайно уважал Сапу за башковитость немногих подслушанных речей. Он мечтал о дружбе. Для завязки отношений купил бутылку шампанского и коробку печенья.
На подходе к подъезду двухэтажного дома, где проживал Сапа с Петровной, фальшивую ноту в возвышенные хоры солнечного настроения Алика внесла пьяная разноголосица, летевшая со второго этажа. «Если это у Сапы, то можно возвращаться», – подумал он, но привыкший щупать – не пророк. Проверил. Оказалось – не ошибся.
– Аличек, милый, – пьяно улыбнулась Петровна, открыв дверь. – Заходи, заходи. Раздевайся.
– Я только банку возьму да дальше, – сказал Алик.
– Что, зря шампанское купил? – мило пожурила Петровна. – Немного погостишь и пойдешь…
На кухне сидел пьяный Сапа с Мерзлой. В комнатах сновали неразборчивые из-за табачного дыма силуэты женщин и мужчин. Низенький дядька с бородкой и гитарой, очень похожий на бомжа, энергично потряхивая головой и бросая острые взгляды из-под длинных патлатых нечесаных волос, пел про какашку, болтающуюся в проруби почему-то по воле броуновских стихий, а сам думал о своей судьбе и судьбе искателя правды, в конечном счете, сгоревшего на площади маленького нефтяного городка по причине самосожжения. Слова витиевато закрученного стиха можно было бы вывести из иносказаний в реальность и опрозить следующим образом:
«В конце восьмидесятых – начале девяностых двадцатого века всех переполняло чувство революционности происходящего. Казалось, простившись с социализмом, Россия непременно войдет в светлое царство капитализма. Эйфория обманчива. У власти остались те же чиновники. Власть стала более алчной и изуверской. Чуваку казалось, что угроза самоубийства изменит общество. Никто не воспринял всерьез. Ранним утром на площади перед главным кафе маленького нефтяного городка чувак облил себя бензином и поджег. Факел вознес жизнь на небеса, оставив земле прах смерти. Перемен не произошло. Пошли пересуды: мол, с головой у чувака не в порядке. Все это подлость. Он быстро сделал то, что медленно происходит со всеми: мы все умираем от рождения. Отшумел митинг. Люди установили памятный знак. Милиция его убрала. Память не вечна. Пришли новые поколения, они тоже не знают, что делать, и болтаются в проруби».
В слова не вслушивались. Владычествовала та стадия веселья, на которой разливали быстро. Стрелы интересов Сапы всецело впивались в Мерзлую. На душевный разговор с бывшим председателем надежды не было. В голове Алика трепетала одна единственная мысль: «Как бы уйти, не оскорбляя столь изысканное для маленького нефтяного городка общество, на взаимность которого я питаю надежды?» Тем временем бомж опять затеребил гитару и вполне пристойно запел, шампанское кончилось, пошла водка. Разливное молоко перестало тревожить Алика.
– А теперь танцевать! – пропела Петровна.
Общество оживилось. Алик в сутолоке заспешил к коридору, как почувствовал мощную силу, развернувшую его на сто восемьдесят градусов. Перед глазами возникло круглое, бессмысленно улыбающееся лицо Петровны. Она импульсивно схватила Алика за плечи, проворно привлекла к своей весомой груди и впилась в губы. Взасос. Сопротивляться бессмысленно. Петровна по своему живому весу не меньше, чем в два раза превосходила добычу. Чтобы не выглядеть жертвой насилия, Алик обнял Петровну и в ответ поцеловал. Глаза Петровны загорелись. Она сразу после школы угодила замуж и не познала периода, который называется «погулять». Эта сценка развертывалась напротив кухни, где сидел Сапа и Мерзлая. Мимо шмыгали платья и рубашки. Все сделали вид, что ничего не видели, а может, так оно и было.
Новая сила, сравнимая с мощью урагана, поднимающего в небо коров, потащила Алика по направлению к широко открытой двери в небольшую комнату, каковую в стандартных харьковских квартирках маленького нефтяного города принято отряжать под детскую. Она пустовала. Перед глазами Алика опять возникла улыбающаяся Петровна. «Это она меня тащит, – сообразил захмелевший Алик. – Ей понравилось целоваться и она хочет большего. Надо линять, иначе можно попасть под такой пресс, что насильный поцелуй будет выглядеть вполне детсадовской забавой».
– Давайте еще потанцуем, – лукаво успел предложить.
– Ну, пойдем, – согласилась Петровна, отпустила молочного гостя и поплелась в зал…
«Забыла», – решил Алик, нырнул в кухню, выпил на посошок, распрощался в первую очередь с Сапой, метнулся в коридор, поймал ногами ботинки, накинул куртку, крикнул общее «До свидания» – и в двери, оставив Петровну в пьяных раздумьях…
Ночные улицы удивляли необычной яркостью и мимолетностью, тело напоминало необъезженного коня, мозг понимал через шаг. Алик шел по заснеженным тротуарам и тропинкам и призабыл о нежностях Петровны, о поцелуе, не оставивших в его душе ничего, кроме чувства неловкости, а зря. Он не подозревал, что цели визита к Сапе выполнены. Именно через этот поцелуй Алик обрел в будущем покровительство Петровны и получил долгожданные уроки Сапы, но это произошло в будущем, а в тот момент Алика из всех вариантов творчества привлекала поэзия и разоблачительные статьи, смахивавшие на изобретения. Вот и после угощения у Петровны он на ходу и спьяну наговаривал давно написанный им стих: