Холодок
Шрифт:
Два года назад в село неожиданно нагрянули Аш-Асины и заявили, что они прибыли по поручению Наместника Божественного Аш-Асина и во исполнение его воли. Я чуть было не дёрнулся спросить, кто это, но вовремя вспомнил, что так именуется глава нехорошей компашки, именуемой Орденом. И стал слушать ещё внимательнее.
Верные собрали всех жителей села на площади и заявили, что они уйдут, когда получат желаемое. На резонный вопрос старосты деревни, чего желают могучие воины, ответ был получен незамедлительно. У Аш-Асинов было целых два дела. Во-первых, они искали некую вещь, которая могла храниться в этом селе, во-вторых, лучшие мастерицы села должны были выткать особый ковёр, ни разу не ошибившись в рисунке.
– Но почему они приехали именно
– Ткачей и ткачих немало среди Махароджи, - вздохнул жрец. – Но наше село – особое. Ходят слухи, что его основателями были сплошь полукровки – потомки смешанных браков Махароджи с Чоуроджи и Наароджи, которые по каким-то причинам не смогли жить ни в Море, ни на островах Крылатых. Говорят даже… Но я этому не верю… но всё-таки, говорят, что когда-то именно здесь жил сын Прекрасной Найи, которая тоже была бескрылой полукровкой, и казнённого принца Най-сура. Он влюбился в простую девушку и ушёл от Крылатых…
Ага… А вот это уже интересно… Теоретически обитатели села могут оказаться обладателями весьма интересного набора генов… Но, с другой стороны, почему рецессивные мутации облика… или магических способностей… никак не проявлялись – ведь соседи наверняка женились поколениями, и все в селе более или менее ближние-дальние родственники. По идее, кровь других рас должна была хоть как-то проявиться. Но что же там дальше-то?
Аш-тах продолжал рассказывать.
Аш-асины потребовали от жителей села отдать им одного из детей в возрасте семи лет, неважно, девочку или мальчика, на кого укажет жребий. Возмущённые селяне запротестовали, и тогда им под нос сунули приказ Правителя Лат-сура, в котором говорилось, что Аш-Асины вправе потребовать всего, что пожелают, а в случае отказа могут просто-напросто уничтожить всех. Аш-Тах возмутился и заявил, что Солнечные Богини не могут допустить такое непотребство и что приказ явно фальшивый. В ответ на это командир отряда применил обездвиживающее заклятье, и чересчур активного жреца-заступника просто парализовало. Дальнейшее он мог наблюдать только со стороны. Он видел, как Аш-Асины врывались в дома, хватали детей и сгоняли их на площадь, пока не нашли всех. А затем несчастные родители оказались перед выбором – либо они соглашаются отдать одного ребёнка, только одного из всех, либо Аш-Асины забирают всех, и родители не увидят их больше никогда. Немногие из родителей стали кричать, что нельзя добровольно соглашаться на сделку с Аш-Асинами, большинство же, решив, что возможность того, что жребий вытянет именно их ребёнок, невелика, согласилось.
Тогда всех детей поставили в круг, и один из Аш-Асинов стал их по очереди обходить с большим хрустальным шаром в руках и приказывал дотрагиваться до него. У некоторых детей шар оставался без изменений и таких отпускали тотчас же. У некоторых при наложении руки в шаре начинали проскакивать крохотные огоньки, и таких пока оставляли. Но глава отряда недовольно морщился, и Аш-Тах понял, что желаемого Верные пока не нашли. Так продолжалось какое-то время, пока до шара не дотронулся семилетний Лаш-тай, сын вдовы охотника Лаш-ама, Лашайи. Шар засветился ровным серебристым светом и Аш-Асины заулыбались. Желаемое было найдено.
Лашайя, которая больше всех не желала идти на сделку с Аш-Асинами, отчаянно закричала и бросилась выручать своё дитя. Но обездвиживающее заклятье парализовало и её.
А потом других детей отпустили, и Аш-Асины призвали лучших мастериц-ткачих. Восемь женщин вышли вперёд – они прекрасно понимали, что скрыться не удастся – перепуганные односельчане выдадут их. Аш-Асины усадили женщин в повозки, туда же уложили и обездвиженного – ибо он тоже пытался сопротивляться – мальчика. Затем Глава отряда бросил на землю туго набитый мешочек с золотом – как он сказал – за беспокойство, и Аш-Асины умчались. Жители Белых Садов вздохнули с облегчением. Как оказалось – зря.
Во-первых, очнувшаяся Лашайя стала горько плакать и рвать на себе волосы – Лаш-Тай был её единственным, поздним ребёнком, больше женщина детей иметь не могла. Она стала обвинять односельчан, а чувствовать себя виноватым никому не хочется, и, едва Лашайя немного оклемалась, её попросту изгнали из села, выселив в глинобитную хибарку на опушке леса, куда Аш-Тах и его сестра, поражённые людской жестокостью, стали носить ей еду. Несчастная словно сошла с ума – она то бродила по округе, ища сына, то проводила дни в молитвах Сурайе и Шан-Сурайе, то впадала в какое-то подобие транса, не реагируя вообще ни на что. А потом женщина слегла, и жрец с сестрой, не обращая внимания на косые взгляды сельчан, перенесли её к себе в дом и стали ухаживать за ней. Им было понятно, что несчастная умирает от тоски по сыну, и помочь ей они ничем не могли.
А месяц спустя в дверь домика жреца постучали. Дверь не была заперта – жрец не имел привычки запираться даже на ночь, и когда он крикнул, разрешая войти, то не сразу признал в вошедшей самую младшую из ткачих – молодую и красивую Аргайю, лишь недавно вышедшую замуж. Женщина была истощена и седа, выглядела она глубокой старухой, и из покрасневших глаз её текли беспрерывные слёзы.
Поражённые жрец и его сестра постарались помочь несчастной, а потом стали расспрашивать о том, что с ней случилось и где другие ткачихи. И услышали от неё страшную фразу:
– Не ждите их, они не вернутся. Их убило проклятие, теперь мы все прокляты.
И Аргайя, постоянно дрожа и всхлипывая, рассказала, что несчастный ребёнок понадобился Аш-Асином не просто так, а для проведения какого-то странного ритуала, в ходе которого его принесли в жертву, с соблюдением весьма жестоких обрядов. И он был не единственным, с кем так поступили. Таких детей было три раза по три.
Кровь их, полученную в ходе жертвоприношения, собрали в особую чашу, и она стала компонентом некоего зелья, которое добавили в краску. Этой краской окрасили нитки для будущего ковра, который и стали ткать мастерицы, а за исполнением приказа строго следили Аш-Асины. И, странное дело – чем больше подходила к концу работа, тем хуже становилось мастерицам – они седели, старели, слабели, их кожа покрывалась язвами… Проклятый ковёр словно высасывал из них жизнь.
Постепенно женщины стали умирать, и к тому времени, когда ковёр был закончен, в живых осталась одна Аргайя. Её Аш-Асины отпустили, как и обещали, даже проведя порталом, выход из которого был неподалёку от деревни. Аргайя ужаснулась – ей не хотелось, чтобы муж и дети увидели её, к тому же ей казалось, что она совершила нечто страшное, непотребное, и её присутствие осквернит её ни в чём не повинных родных. И Аргайя пошла к жрецу.
Аш-тах пребывал в растерянности. Он прекрасно видел – на это его силы хватало, что несчастная действительно проклята. Но природа этого проклятия была ему непонятна и чужда. Она не походила ни на магию Аш-асинов, ни на магию Солнечных Богинь, которой они одаряли своих служителей. Она вообще не походила на магию Махароджи.
Между тем Ашайя стала предлагать несчастной женщине прилечь и отдохнуть, Аш-тах тоже пришёл к выводу, что утро вечера мудренее, а за ночь он что-нибудь да надумает. Но в этот момент раздался страшный крик. Лашайя, вышедшая из своего привычного транса, услышала весь рассказ Аргайи и бросилась на неё. В лице несчастной женщины не осталось ничего человеческого, это была просто разъярённая фурия, жаждущая мести и изрыгающая самые страшные и кощунственные проклятья. И тут поражённый Аш-тах увидел, как две фигуры двух женщин слились в одну, и в этот самый момент появился на свет ужасный костистый монстр с двумя лицами. Искажённое ненавистью и неузнаваемое лицо Лашайи стало его лицом, а неузнаваемое лицо Аргайи с вечно текущими из глаз слезами оказалось на затылке. Чудовище почти согнулось пополам – потолок скромного домика жреца был ему слишком низок. Кожа его была голой и болезненно-жёлтой, усеянной гноящими язвами, ноги превратились в жутко скрученные голые кости, за спиной развернулись отвратительные перепончатые крылья, голова стала лысой, а из обеих ртов вылезли огромные клыки и по-змеиному раздвоенные языки.