Холокост. Новая история
Шрифт:
Принудительная стерилизация проводилась в Германии масштабно: ей подверглись от 300 000 до 400 000 человек20. Безусловно, это не могло не привести к кардинальному изменению мышления представителей медицинской профессии. Отныне забота врачей о здоровье их пациентов становилось отнюдь не единственной… Если доктор считал, что в рамках нового закона человек подлежит стерилизации, никакие возражения не принимались. Того, что сегодня называется конфликтом интересов, Герхард Вагнер здесь не видел, поскольку полагал, что первоочередной заботой врачей должно быть благополучие государства21. В результате нацисты заявили, что на врачах теперь лежит еще большая ответственность – оказывать помощь не отдельным нуждающимся в ней людям, а всему народу (Volksk"orper). Только так может быть создано этническое государство22.
Этническое государство в данном случае означало
И все-таки, несмотря на все это, большинство немцев продолжали поддерживать Гитлера. В частности, на референдуме 1934 года, посвященном объединению постов канцлера и президента, 88 процентов избирателей выразили желание, чтобы после смерти Гинденбурга главой государства стал Адольф Гитлер. На выборах 1936 года, в рамках которых также на обсуждение был вынесен вопрос о поддержке предложения Гитлера о силовом возвращении Германией Рейнской области, его поддержали более 98 процентов голосовавших. Конечно, нельзя забывать, что эти выборы проходили в недемократическом обществе, где не соблюдались никакие гарантии, характерные для выборов подлинно свободных, и использовать для реальной оценки поддержки режима эти статистические данные нельзя, но тем не менее результаты показательные. Можно понять, почему Ян Кершоу, один из ведущих специалистов по личности Адольфа Гитлера и его эпохе, на основании всех доступных свидетельств пришел к выводу, что результаты выборов 1936 года представляют собой ошеломительную демонстрацию его одобрения23. Многие немцы в 1930-е годы, несомненно, согласились бы с Эрной Кранц, которая уже после войны заявила: «Думаю, тогда было лучше, чем сейчас. Говорить так, конечно, рискованно. Но я все равно скажу»24.
Для молодой немки того времени, такой как Эрна Кранц, вопрос о позитивных и негативных аспектах жизни при Гитлере попросту не стоял. В широком смысле темные стороны режима, как мы их видим сейчас, – концентрационные лагеря, изоляция меньшинств, неугодных нацистам, и т. д. – воспринимались неотъемлемой частью происходящего. Концлагеря считались необходимыми для удаления из общества нежелательных элементов. Новые школьные программы, основанные на расовом подходе, приветствовались потому, что объясняли немецким мальчикам и девочкам, что они самые лучшие. А что касается «исключения» из жизни евреев, то, как говорит банкир Иоганнес Цан, среди определенной части населения бытовало мнение, что они в Германии «слишком далеко зашли»25. Так что если человека устраивали нацистские идеалы, а миллионы немцев они устраивали, то в рейхе 1930-х годов вполне можно было хорошо себя чувствовать. Многие из тех, к кому это относится, позже заявляли: им и в голову не приходило, что преследование евреев, официально закрепленное Нюрнбергскими законами и другими нормативными актами, способно привести к Холокосту. В известном смысле это правда. Никаких свидетельств, что у Гитлера в то время был готовый план того, от чего впоследствии содрогнется мир, нет. И тем не менее такие утверждения обманчивы. Дело в том, что главной причиной благополучного существования миллионов немцев в гитлеровской Германии стало то, что они с энтузиазмом поддерживали расистские теории, лежащие в основе учения национал-социализма. Немцы восприняли идею, что они лучше, чем другие. Соответственно, к тем, кто, как им говорили, не такой, как они, стало можно относиться как к низшим человеческим существам. Спор мог идти не о том, что другие хуже, – с этим соглашалось большинство населения Германии, а о том, как именно относиться к низшим нациям.
Что касается евреев, Нюрнбергские законы подтвердили, что в новой Германии им места нет. Евреи все больше замыкались в своих общинах. Там жизнь для многих из них оставалась терпимой. Гюнтер Рашин, подросток, живший в центре еврейской общины в Берлине, вспоминает, что у них был хороший дом и, пожалуй, не так уж много трудностей… «Мы ходили в еврейскую школу и спокойно возвращались домой»26. Его отец, во время мировой войны воевавший в германской армии, служил кантором в местной синагоге и всем говорил: «Я немецкий еврей, со мной ничего не случится».
Отец Гюнтера, как и многие другие немецкие евреи, придерживался мнения, что самое лучшее для них – оставаться дома, в границах берлинской еврейской общины, как ему казалось – в безопасности. И, говоря в целом, обстановка с лета 1935 до лета 1937 года в основном это подтверждала. Да, были отдельные насильственные действия против евреев, продолжали появляться новые постановления, ограничивающие их права (например, с октября 1936 года государственным служащим запрещалось пользоваться услугами врачей-евреев), но о систематическом массовом притеснении речь не шла. Однако то, что многие восприняли как признак стабилизации по отношению к евреям, оказалось просто паузой – нацистский режим готовился к применению более радикальных мер.
Одной из причин относительного спокойствия национал-социалистов в этот период было желание Гитлера триумфально провести Берлинскую олимпиаду 1936 года. В Соединенных Штатах звучали призывы к бойкоту игр, и их поддерживали такие видные публичные деятели, как, например, мэр Нью-Йорка Фиорелло Ла Гуардиа. Тем не менее президент Американского олимпийского комитета Эйвери Брендедж уговорил атлетический союз своей страны послать команду в Германию. При участии не только американцев, но и спортсменов еще 48 стран Берлинская олимпиада стала огромным достижением Третьего рейха. Немцы завоевали больше всех медалей, и само событие было огромным успехом нацистской пропаганды, которая сумела превратить игры в средство возвеличивания своей страны. Открытие Олимпиады впервые транслировалось по телевидению в прямом эфире, а соревнования стали материалом для создания документального фильма Лени Рифеншталь «Олимпия». Торжество идей национал-социализма выразилось уже в его первых кадрах – на стадион в Берлине олимпийский факел внес светловолосый атлет, олицетворение арийского идеала, и его встретили нацистским приветствием.
Еще более поразительна с сегодняшней точки зрения оценка Гитлера, данная ему бывшим премьер-министром Британии Дэвидом Ллойд Джорджем после посещения в сентябре 1936 года Бергхофа – альпийской резиденции Гитлера близ Берхтесгадена. В статье, написанной для Daily Express, Ллойд Джордж отметил, что Гитлер – прирожденный лидер, магнетическая, динамическая личность, целеустремленный, с решительной волей и бесстрашным сердцем27. Он написал, что фюреру поклоняются как национальному герою, который спас страну от безысходного отчаяния и деградации. Ллойд Джордж увидел в Германии страсть к единству и констатировал, что теперь католик и протестант, пруссак и баварец, предприниматель и рабочий, богатый и бедный – все консолидировались в единое целое. Заключение было таким: «Я никогда не видел более счастливого народа, чем немцы, и Гитлер – один из величайших людей». Ллойд Джордж тепло отозвался об атмосфере этого возрождения. Она оказала невероятное влияние на единение нации, и в результате народ стал более жизнерадостным.
А как же немецкие евреи, мог бы спросить кто-нибудь. Ллойд Джордж знал, что на территории Германии они подвергаются преследованиям. Он даже вскользь упомянул об этом в своей статье28. Как же он мог говорить, что народ стал более жизнерадостным, если, конечно, не считал немецких евреев настоящими немцами? Такая вероятность может показаться удивительной с учетом того, что в ноябре 1917 года Ллойд Джордж поддержал декларацию Бальфура, в которой говорилось, что правительство его величества относится благосклонно к восстановлению национального очага для еврейского народа в Палестине. Впрочем, истинные мотивы политиков, сказавших «да» этой декларации, до сих пор являются темой дискуссий, и один историк, например, пришел к следующему заключению: «…люди, породившие ее [декларацию Бальфура], были христианами и сионистами, но были среди них и антисемиты, считавшие, что евреи правят миром»29.
В Британии Ллойд Джордж стал не единственным, кто восхвалял Гитлера, несмотря на преследования нацистами евреев. Можно с уверенностью говорить, что неофашистские веяния никогда не получали широкого распространения в это стране – Британский союз фашистов Освальда Мосли в 1930-е годы и близко не подошел к возможности оказаться представленным в парламенте, но существовал антисемитизм на бытовом уровне. В частности, Иоганнес Цан, немецкий банкир, запомнил антиеврейские высказывания британских финансистов, которые слышал во время посещения Лондона30. Евгений Левине считает, что в Британии в 1930-е годы антисемитизм проявлялся гораздо сильнее, чем в Германии в 1920-е. «Я чувствовал, что в быту англичане – большие антисемиты, чем немцы. Люди нередко весьма добродушно шутили: “В конце концов, мы же не травим евреев газом”. Нет, газом не травили, но, например, в свой гольф-клуб не принимали… Но если спросить человека, с которым ты в дружеских отношениях, почему он и его товарищи не принимают того-то или того-то в гольф-клуб, можно было получить такой ответ: “Видишь ли, дорогой, если принять одного, он тут же приведет всех своих приятелей”»31. Антиеврейские настроения можно было отметить и в газетах. Например, в передовой статье Sunday Express в 1938 году появился такой пассаж: «В данный момент отмечается большой приток евреев-иностранцев в Британию. Они буквально заполоняют страну!»32