Холокост. Новая история
Шрифт:
Глава 5
Нюрнбергские законы
(1934–1935)
2 августа 1934 года скончался президент Гинденбург, и Адольф Гитлер стал не только рейхсканцлером, но и главой государства. 18 месяцев он был канцлером во главе кабинета министров, в котором имелось немало политиков, способных, как полагали, его сдерживать, но теперь даже разговоры о «приручении» Гитлера закончились. Он стал безоговорочным правителем Германии.
Вскоре лично Гитлеру присягнули на верность личный состав вооруженных сил и государственные служащие. В армии многие, подобно молодому офицеру графу Иоганну Адольфу фон Кильмансеггу, были довольны, что Адольф Гитлер разгромил штурмовиков и занялся реорганизацией рейхсвера. Кильмансегг и его товарищи не видели ничего странного в том, что им предложили принести присягу на верность Гитлеру. «В прусско-германской истории немало таких случаев, – говорит он. –
Усиливать роль концентрационных лагерей в государстве непосредственно после того, как он сосредоточил всю власть в своих руках, Гитлер не стал. Напротив, он предпочел показать, что первый этап революционных преобразований, во время которого, так сказать, сводились счеты, уже завершен. Весной 1934 года фюрер распорядился выпустить несколько тысяч заключенных. Этот акт «доброй воли» Гиммлер позже в частной беседе назовет одной из глубочайших политических ошибок, которые только могло совершить национал-социалистическое государство2. К лету 1935-го в системе концлагерей оставалось меньше 4000 человек – при том, что в обычных тюрьмах находилось в 25 раз больше.
Что касается немецких евреев, политика ограничения их прав сохранялась, и это, разумеется, стало для них поводом желать эмиграции. Но уехать из страны евреям оказалось непросто. Как мы уже знаем, решившие покинуть Германию должны были преодолеть два серьезных препятствия. Первым было намерение нацистов отобрать у них перед отъездом все деньги, а вторым – найти государство, которое бы согласилось их принять. Одним решением выхода из этого тупика стало соглашение Хаавара, подписанное 25 августа 1933 года, через семь месяцев после прихода Гитлера к власти, Сионистской Федерацией Германии, Англо-Палестинским банком (APC) и министерством экономики рейха. Идея заключалась в том, чтобы евреи покупали немецкое оборудование, преимущественно сельскохозяйственного назначения, которое затем надлежало экспортировать в Палестину. После этого они могли покинуть Германию – практически без гроша в кармане, а по прибытии в Палестину им должны были возместить стоимость этого оборудования, приобретаемого палестинскими компаниями. Немецкая сторона выигрывала от этого не только потому, что получала возможность продавать оборудование за границу, но и потому, что в таком случае имела твердую валюту на приобретение всего необходимого для собственной промышленности. Разумеется, немецкие евреи, уезжавшие в Палестину, в конечном счете тоже не оставались совсем уж ни с чем, потому что часть накоплений им компенсировали.
Реализовывалась данная схема на фоне вполне реальной угрозы организованного евреями мирового бойкота германских товаров. В июне 1933 года немецкий консул в Иерусалиме Генрих Вольф обратил внимание Берлина на то, как важна пропаганда сотрудничества с еврейскими организациями – только это может способствовать принятию соглашения Хаавара. Кроме того, Вольф сказал, что Сэм Коэн, один из инициаторов этой сделки, использует все свое влияние, чтобы через еврейскую газету Doar Hayom представлять Германию в позитивном свете3.
Безусловно, соглашение Хаавара было противоречивым. Президент Американского еврейского конгресса Стивен Вайз сделку осудил, так как считал, что соглашение подрывает перспективы международного бойкота немецких товаров и потворствует нацистскому режиму4. Тем не менее польза этого соглашения для немецких евреев была столь очевидна, что оно действовало до 1939 года, то есть до начала войны. Воспользоваться данной схемой и эмигрировать в Палестину смогли десятки тысяч немецких евреев. Конечно, историческое значение соглашения Хаавара велико не только потому, что евреи, которые смогли им воспользоваться, остались живы и сохранили часть своих сбережений. Оно показало, что на каком-то этапе нацистские власти и еврейские организации были способны к сотрудничеству, хотя на самом деле именно это в свое время приводило в ярость многих американских сионистов.
Да, соглашение Хаавара совершенно однозначно отрицает, что Гитлер был своего рода сионистом и благоволил созданию еврейского государства в Палестине. По этому поводу он четко обозначил свою позицию в книге «Моя борьба»: «Им [евреям] даже в голову не приходит создать в Палестине еврейское государство, чтобы жить там; все, чего они хотят, – создания центральной международной организации для надувательства всего мира, наделенной суверенными правами и избавленной от интервенции других государств: рая для отъявленных негодяев и университета для перспективных
Впрочем, Гитлер слышал критику политики преследования евреев, доносившуюся из-за границы. Свидетельств, что его личная ненависть к евреям как-то уменьшилась, нет, но спонтанные нападки на евреев со стороны рядовых нацистов фюрер считал не то чтобы недопустимыми, а скорее ненужными. Именно об этом писал рейхсминистр внутренних дел после погрома в Гунценхаузене в Вербное воскресенье – еврейский вопрос будет решать правительство рейха, а не местные горячие головы6. Проблема, с которой столкнулся Адольф Гитлер, заключалась в том, что многие его сторонники по-прежнему считали, что меры, принятые для исключения евреев из немецкой жизни, недостаточны. Активисты на местах, в частности, выступали за запрет посещения евреями не то что плавательных бассейнов и катков – это само собой разумеется, но и целых городов. Руди Бамбер вспоминает, что в 1935 году нужно было вести себя уже очень осторожно, потому что во многих городах и деревнях висели плакаты «Евреи здесь не нужны!»7.
Даже до принятия официальных законов, запрещающих сексуальные отношения между евреями и неевреями, нацистская пропаганда, утверждавшая, что евреи всегда растлевали немецких девушек, оказывала влияние на сознание молодых евреев, таких как Арнон Тамир. Вот его свидетельство: «Что касается меня, могу лишь сказать, что в то время – я был молодым парнем – простая мысль о том, чтобы подружиться с немкой, не говоря уж о чем-то большем, была отравлена с самого начала этими ужасными карикатурами и статьями, в которых утверждалось, что евреи заражают немецких девушек. Для меня стало невозможно… подойти к немке, просто как я подошел бы раньше к любой другой сверстнице. Мы боялись дать малейший повод для подобных разговоров. Даже не хочется говорить о том, что чувствовали немецкие мужчины и женщины и еврейские мужчины и женщины, которые дружили или тем более были связаны супружескими отношениями. Для них это должно быть ужасно…»8
В апреле 1935-го заместитель фюрера (эту руководящую должность в НСДАП Гитлер ввел своим распоряжением от 21 апреля 1933 года) Рудольф Гесс обратился к членам партии с письмом, в котором предупредил, чтобы они не давали выхода своим чувствам – насильственные действия против отдельных евреев недопустимы. Они затрудняют вождю немецкой нации возможность опровергать обвинения в злодеяниях, о которых говорят евреи за границей9. Тем не менее спонтанные нападения не прекращались, и в августе следующего года рейхминистр экономики Ялмар Шахт, получивший от Гитлера поручение добыть деньги – значительные деньги – на финансирование программы перевооружения армии, пожаловался, что антисемитские действия могут помешать это сделать, да и вообще подрывают экономику10. Шахт не возражал против притеснений и гонений на евреев по моральным соображениям, он просто хотел, чтобы они были введены в правовое русло. Если государство сможет принять законы, которые систематизируют и, может быть, ограничат преследования, и уж конечно прекратят стихийные антиеврейские акции, это пойдет на пользу всем. Государство было готово это сделать.
15 сентября 1935 года на съезде НСДАП в Нюрнберге по инициативе Адольфа Гитлера были провозглашены два законодательных акта – основных закона: Закон о гражданине рейха (Reichsb"urgergesetz) и Закон об охране германской крови и германской чести (Gesetz zum Schutze des deutschen Blutes und der deutschen Ehre). Их тут же единогласно приняла сессия рейхстага, специально созванная в Нюрнберге по случаю съезда партии. Кстати, Вильгельм Фрик, министр внутренних дел, в конце июля говорил, что идет подготовка этих законов, но скорость, с которой они были приняты, можно, пожалуй, считать экстраординарной. Первый закон провозглашал, что гражданином рейха может быть лишь тот, кто обладает германской или родственной ей кровью и своим поведением доказывает желание и способность преданно служить германскому народу и рейху. Такая формулировка фактически означала лишение немецкого гражданства в первую очередь евреев и цыган. Второй закон, среди прочего, запрещал как осквернение расы брак и внебрачное сожительство между евреями и гражданами германской или родственной ей крови. Подобные требования уже звучали, в частности, в выступлении председателя Национал-социалистического союза врачей Герхарда Вагнера 12 сентября.