Чтение онлайн

на главную

Жанры

Шрифт:

В существование постепенно вползал новый Манхэттен. Исчез даже магазин, в котором я когда-то купил первые свои американские кроссовки, нет и сирийской лавки, где продавали самые дешевые сигареты в городе, нет бесконечных ароматических лавок на Амстердам-авеню — исчезли все до последней.

В начале фильма голос Джека Леммона произносит, что герой живет в доме номер 51 по Западной 67-й улице, и, подходя к этому месту, я ощущал, что того и гляди действительно шагну в колдовской портал, переносящий сквозь время, — но тут заметил одну вещь, о которой раньше не задумывался: во многих кирпичных домах между Коламбус-авеню и западом Центрального парка снесли крылечки, чтобы увеличить площадь для коммерческой аренды. Хуже того, дом на углу 67-й улицы вовсе исчез. Как я потом выяснил в Сети, его снесли в 1983 году, чтобы построить на его месте большой многоквартирный комплекс. С домом, где снимали «Квартиру», я разминулся ровно на год. Это очень в моем духе — отправиться на поиски

дома, которого больше не существует. Хуже того, как я потом также выяснил в Сети, я искал здание, которого в реальности не было вовсе. Здание, которое вдохновило продюсеров на постройку его макета в Голливуде, находилось не на 67-й улице, а по адресу Западная 69-я, 55. И эта голливудская реплика, как оно часто случается в искусстве, оказалась убедительнее дома, который якобы находился на 67-й.

Я жил в городе, который отказывался хранить верность своему прошлому и так стремительно уносился в будущее, что я почувствовал, будто отстаю от времени и, подобно должнику, не способному гасить кредит, постоянно просрочиваю выплаты. Нью-Йорк исчезал прямо на моих глазах: миссис Либерман, квартирная хозяйка С. С. Бакстера, говорит с густым бруклинским акцентом; у соседа доктора Дрейфусса в английском явный призвук идиша; что до Карла Матушки, таксиста и разъяренного свояка Фрэн Кубелик, — он дает С. С. Бакстеру в челюсть, будучи убежден, что тот ее использовал, — у него типичный провинциальный акцент; все эти выговоры в 1984 году уже звучали устарело, а сегодня и вовсе почти исчезли. «Квартира» представляла собой взгляд в зеркало заднего вида на утраченный Нью-Йорк и позволяла подумать о том, что какая-то мельчайшая частица нашей души там задержалась, тоскует по тем временам.

Дойдя до западной оконечности Центрального парка, я вошел внутрь и обнаружил длинный ряд скамей, именно таких, какими они показаны в фильме: загрипповавший и раздраженный С. С. Бакстер сидит на одной из них, плотно завернувшись в плащ, а один из его начальников в это время развлекается с любовницей у него в квартире. Именно здесь он и сидел — потерянный, никем не любимый, бесконечно одинокий. Я тоже решил присесть на скамейку в этой безлюдной части парка и попытался осмыслить свою жизнь, в которой все было не слава богу, потому что я тоже чувствовал себя покинутым и совершенно неприкаянным в мире, где ни настоящее, ни будущее ничего мне не обещали. Было у меня лишь прошлое, и сегодня, вспоминая ту ночь, когда я бродил по улицам в поисках Верхнего Вест-Сайда, который показался бы мне чуть более близким по духу, я вдруг понял, что, подобно «Ридженси», подобно «Риальто» моего детства, эта располагающая к себе часть города с ее странными акцентами, старыми лавочками и убогими барами стерта до основания. «Ридженси» исчез в 1987-м, а «Риальто» безжалостно снесли в 2013-м. Как я могу ощутить близость с этим районом, если не вижу в нем ни одной личной достопримечательности, они остались лишь на серебряном экране кинотеатра, который сам по себе никогда не достигнет статуса достопримечательности? Оказывается, и прошлое — реальное или воображаемое — можно отобрать, и не за что нам уже зацепиться в холодную ночь в конце осени, кроме собственного плаща.

И тут меня вдруг поразила одна мысль: многие люди цепляются за все винтажное вовсе не потому, что им нравятся вещи старые или старинные, позволяющие ощутить, что твое личное время и винтажное время магическим образом синхронизируются; скорее дело в том, что само слово «винтаж» является фигурой речи, метафорой для обозначения того, что очень многие из нас на деле принадлежат не настоящему, прошлому или будущему — но все мы находимся в поисках жизни, которая существует где-то в другом месте во времени или на экране, и, будучи не в состоянии ее отыскать, мы научаемся довольствоваться тем, что подкидывает нам жизнь. В случае С. С. Бакстера это происходит в канун Нового Года, когда Фрэн Кубелик — заинтересовавшая его дама (ее играет Ширли Маклейн) — стучит ему в дверь, садится на его диван и, глядя, как он тасует карточную колоду, говорит: «Заткнись и сдавай». В моем случае жизнь предлагала мне вещь куда более простую: в тот поздний воскресный вечер я пошел еще раз посмотреть «Квартиру». Фильм этот был про меня. Любое великое произведение искусства неизменно позволяет нам сказать одну и ту же вещь: «Да, это действительно про меня». И в большинстве случаев это становится не просто утешением, но и воодушевляющим откровением, которое напоминает нам: мы не одни, другие тоже такие. А большего я и просить не мог. Тогда я отправился в то же паломничество, что и предыдущей ночью. Возможно, на сей раз я открою нечто, что прошлой ночью упустил.

Поцелуй Свана

Когда-то я думал: если главенствующим принципом всех трудов Макиавелли является приобретение — приобретение власти, территорий, лояльности, как их приобрести и как потом удержать, то для Пруста это обладание — желание, стремление обладать, удерживать, накапливать, хранить, иметь. Теперь я уже в этом не уверен. Мне кажется, что центральным мотивом Пруста является стремление, а если точнее — тяга и тоска. Тяга в Американском словаре английского языка определяется как «упорное, зачастую печальное или меланхолическое стремление». Тоска же — «истовое, прочувствованное желание, особенно в отношении чего-то недоступного». Однако один человек предложил куда более тонкое различие между двумя этими понятиями: тягу мы испытываем к чему-то из будущего, тоску — по чему-то из прошлого.

Длинная эпопея Пруста начинается с одержимости маленького мальчика материнским поцелуем перед сном. Она внизу, развлекает гостей за ужином, а мальчик, который, встав из-за стола, должен идти спать, хочет, чтобы его поцеловали на ночь. Причем нужен ему настоящий, реальный поцелуй, не поверхностный клевок в щеку, который он получил в присутствии гостей. Тем не менее, поднимаясь в спальню, он как может старается сохранить воспоминания о торопливом материнском поцелуе, лелеет его, а после прибегает ко всевозможным ухищрениям, чтобы заполучить поцелуй, который ему задолжали. В результате он просит служанку Франсуазу отнести матери торопливо нацарапанную записку, а когда это ни к чему не приводит, маленький Марсель дожидается ухода всех гостей и перехватывает мать по дороге в спальню. Она недовольна, что он ее не послушался и не лег спать, однако его отец, который случайно оказывается свидетелем этой сцены и в принципе куда более строг с сыном, видит, как сильно Марсель возбужден, и предлагает матери провести с ним ночь. В результате Марселю достается не только поцелуй, которого он так истово добивался весь вечер, но и целая ночь в мамином обществе:

Казалось бы, какое счастье, но счастья не было. Мне представлялось, что мама впервые пошла на уступку, которая была для нее, наверное, мучительна; что впервые она отреклась от того идеала, который предначертала для меня, и что впервые она, такая мужественная, признала свое поражение. <…> …мне по некоторым причинам казалось, что это все неправильно и что ее гнев опечалил бы меня меньше, чем эта внезапная мягкость, которой мое детство не знало; мне казалось, что от моей нечестивой руки исподволь пролегла первая морщина в ее душе и появился первый седой волос[5].

Марсель начинает плакать, мама тоже на грани слез. Видимо, именно отчаянное стремление заполучить, удержать, забрать себе и сохранить навсегда и не давало маленькому Марселю заснуть после того, как мама согласилась поцеловать его за ужином, однако и достижение желаемого не приносит ему удовольствия; точнее, удовольствие ему выпадает настолько незнакомое, что его недолго перепутать с неудовольствием и горем — а их не облегчишь, да и не развеешь. Если раньше поцелуй был материальным знаком согласия, близости и связывавшей их любви, то теперь он обозначает отстраненность, разочарование, разрыв. Заполучив желаемое, ты тем самым его лишаешься.

Если не считать любви между матерью и сыном (а также бабушкой), самой распространенной формой любви у Пруста является любовь, к любви никакого отношения не имеющая. Речь скорее идет о навязчивом мучительном преследовании любимого человека, доходит до того, что любимая становится пленницей в доме любящего. Пусть ты ее на самом деле не любишь, не хочешь ее любви, не знаешь, что делать с этой любовью, а уж тем более — что эта любовь из себя представляет, но тебе не отделаться от навязчивых мыслей о том, что любимая, возможно, тебя обманывает. На деле, пусть этого полностью и не понять — и перед нами опять призрак прустовского отсутствия обладания, — даже будучи твоей пленницей, возлюбленная найдет лазейки для измены. Хуже того, ты сам создашь ей возможности для обмана, либо не обратив внимания на тех, с кем позволил ей завести дружбу, либо просмотрев ее предательство, а то еще в нем и поучаствовав. Да, Одетта приносит Свану множество горестей, но он совсем ее не уважает, да и не ведется на ее ложь. После их разрыва он произносит про себя один из самых знаменитых финалов в мировой литературе: «Подумать только: загубил годы жизни, хотел умереть, сгорал от любви — к кому? Она мне и не нравилась даже, это не мой тип!»

Однако через много страниц мы выясняем, что Сван все-таки женился на женщине, которую никогда не любил и которая при первой встрече вызвала у него «что-то вроде физического отвращения» (une sorte de repulsion physique). Когда мы вновь встречаемся со Сваном в «Под сенью дев, увенчанных цветами», он уже давно разлюбил свою жену Одетту и теперь терзается ревностью по поводу другой женщины. Но, как пишет Пруст:

А все-таки в течение нескольких лет он продолжал отыскивать бывших слуг Одетты: его по-прежнему терзало любопытство, ему нужно было знать, спала ли она с Форшвилем в тот давно минувший день, в шесть часов. Потом исчезло и любопытство, а розыски все еще продолжались. Он по-прежнему пытался выяснить то, что его больше не интересовало, потому что его прежнее «я» (son moi ancien), уже дряхлое и немощное, машинально еще проделывало все то, на что толкали его былые тревоги, ныне развеявшиеся, хотя Сван даже уже не сознавал того беспокойства, которое когда-то терзало его с такой силой, что он не мог себе представить избавления от этой муки.

Поделиться:
Популярные книги

Огни Аль-Тура. Единственная

Макушева Магда
5. Эйнар
Любовные романы:
любовно-фантастические романы
эро литература
5.00
рейтинг книги
Огни Аль-Тура. Единственная

Неудержимый. Книга X

Боярский Андрей
10. Неудержимый
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Неудержимый. Книга X

Идеальный мир для Лекаря 13

Сапфир Олег
13. Лекарь
Фантастика:
фэнтези
юмористическое фэнтези
аниме
5.00
рейтинг книги
Идеальный мир для Лекаря 13

Гром над Империей. Часть 1

Машуков Тимур
5. Гром над миром
Фантастика:
фэнтези
5.20
рейтинг книги
Гром над Империей. Часть 1

Проклятый Лекарь V

Скабер Артемий
5. Каратель
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Проклятый Лекарь V

Афганский рубеж

Дорин Михаил
1. Рубеж
Фантастика:
попаданцы
альтернативная история
7.50
рейтинг книги
Афганский рубеж

Большая Гонка

Кораблев Родион
16. Другая сторона
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
рпг
5.00
рейтинг книги
Большая Гонка

Князь

Мазин Александр Владимирович
3. Варяг
Фантастика:
альтернативная история
9.15
рейтинг книги
Князь

Войны Наследников

Тарс Элиан
9. Десять Принцев Российской Империи
Фантастика:
городское фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Войны Наследников

Антимаг его величества. Том III

Петров Максим Николаевич
3. Модификант
Фантастика:
фэнтези
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Антимаг его величества. Том III

Совок 5

Агарев Вадим
5. Совок
Фантастика:
детективная фантастика
попаданцы
альтернативная история
6.20
рейтинг книги
Совок 5

Измена. Осколки чувств

Верди Алиса
2. Измены
Любовные романы:
современные любовные романы
5.00
рейтинг книги
Измена. Осколки чувств

Камень

Минин Станислав
1. Камень
Фантастика:
боевая фантастика
6.80
рейтинг книги
Камень

Кодекс Крови. Книга VII

Борзых М.
7. РОС: Кодекс Крови
Фантастика:
боевая фантастика
попаданцы
аниме
5.00
рейтинг книги
Кодекс Крови. Книга VII