Хомо пипогенус эректус
Шрифт:
Вначале Ирреверзиблус (человек, безусловно, терпеливый) думал: раз уж послеобеденный сон потерян, он, изменив распорядок дня, сможет отдохнуть в другое время, а отдых ему, поскольку он уже был в годах, время от времени был необходим. Но Август растягивал свои процедуры до самого захода солнца. После этого Ирреверзиблус лишь время от времени слышал хлопанье крыльев; но перед самым восходом, когда сон профессора был особенно сладок, самки пипо, не дождавшиеся своей очереди, поднимали убийственные вопли. После этого Август Пипогенус кричал им что-то непонятное -
За завтраком Август выглядел бодрым, полным сил и энергии. Он опустошил две большие банки меда и два пакета вафель, а омлеты накладывал себе в большие миски. Вежливо спрашивал Ирреверзиблуса, как тот спал. Темно-коричневые блестящие его глаза казались озабоченными...
Ирреверзиблус выругался, прикрывшись салфеткой.
– Я сплю все хуже, и, думаю, самое лучшее было бы оборудовать для тебя отдельный дом, где тебе прекрасно бы жилось.
– Ах, - отвечал Август, - мне и здесь живется превосходно!
Ирреверзиблус хотел спросить, будет ли он и в дальнейшем вести столь интенсивную половую жизнь. Ведь должен же он когда-нибудь отдыхать? Но потом вспомнил, что сам наградил пипогиго повышенным интересом к вопросам размножения, поскольку раньше они были очень ленивы в любви.
– Тебе стоило бы поберечь себя...
– Нет, - возразил Август.
– Это самый лучший способ оставаться бодрым и свежим.
– Бодрым - для чего?
– Увидишь, и наверняка тебя это порадует.
– У нас разный стиль жизни, - сказал Ирреверзиблус, который рядом с Августом П. выглядел бледным и морщинистым.
– Нам надо найти какой-то компромисс.
– Я считаю, - заявил Август, - это для тебя нужно где-нибудь подыскать дом. Здешний тебе не подходит.
Но этого Ирреверзиблус не хотел допустить ни в коем случае - и не только потому, что как старый человек был привязан к своему обиталищу. Ему не хотелось выпускать из виду Августа П. Он был из того щепетильного сорта ученых, которые считают себя ответственными за свой продукт.
"Возможно, действия моего Августа столь мучительны для меня потому, что я тихо лежу и бессильно внимаю всем этим звукам? Лучше бы мне самому собирать общество для того, чтобы не обращать внимания на шум и иметь возможность отвлечься".
Производить шум самому он считал слишком вульгарным. Пригласив старого своего друга, ученого Тео Коммунициуса, который уже более пятидесяти лет занимался законами взаимосвязи между речью и поведением, он представил ему Августа П. Казалось, те нашли общий язык. Ирреверзиблус уже надеялся, что сможет удержать Августа от других занятий, но вскоре крики на крыше и деревьях стали невыносимы... Август вежливо предложил:
– Давайте-ка я посмотрю, что там происходит.
– Ты даже не представляешь, что тут сейчас будет!
– сказал Ирреверзиблус Коммунициусу, которого он еще по дням молодости знал как слабонервного мальчика, болезненно реагирующего на любой вульгарный звук, вздрагивающего даже при скрипе двери.
– Может, тебе все же уйти?
– спросил он, обращаясь к седому, трясущемуся,
Но Коммунициус заинтересованно прислушался и воскликнул:
– Всю жизнь я пытаюсь найти, как могло возникнуть выражение "летать на крыльях любви"! А здесь наконец-то я услышал это акустически воспроизведенным на практике. От всей души благодарю тебя, Планус, что ты дал мне возможность присовокупить это открытие к очередному изданию моих трудов, которое скоро должно выйти.
Он приходил и в последующие дни и, хотя опирался на палку и тряс головой, вел подробные беседы с Августом П.
А.П. не знал этого знаменитого выражения, отчего Коммунициус впал в еще большее изумление. Откуда же оно появилось у людей, если его не знают сами птицы?
– Что ж...
– Август раскурил свою длинную белую тонкую трубку. Наверное, причиной этому то, что люди при виде птиц всегда желали сделать нечто им недоступное. Они уже повсеместно сымитировали наш полет, садясь в летательные аппараты. Однако биологически летать все равно не могут.
– Да нет, я имел в виду совершенно определенную функцию!
– возразил Тео Коммунициус.
– Мы, люди, также достигли здесь прекрасных результатов...
– Не могу об этом судить. Во всяком случае, как хомо пипогенус считаю, что даже в этой идиоме может отражаться некоторая тяга к совершенству... не хочу сказать - зависть...
На крышах и на деревьях шум усилился.
– Я слишком ударился в теорию. А снаружи - вы слышите практику. Так что прошу извинить. Коммунициус рассмеялся.
Он буквально оживал при встречах с Августом. Ирреверзиблус заметно сдал. Однажды он пригласил к себе Радарро.
Это невозможно вынести, - сказал Радарро, - это просто ад!..
– К сожалению, я вынужден не спускать с него глаз. Я не имею права уйти от него.
– Только не это!
– подтвердил Радарро.
– Вы лучше всех знаете, как с ними обращаться. Но боюсь, они и меня доконают. Если бы вы хоть приказали установить звуконепроницаемые стены...
Замурованный в звуконепроницаемые стены, одурманенный после обеда сонной дремотной атмосферой, когда солнце окутывалось легкой дымкой, Ирреверзиблус укладывался спать. Вопли самочек пипо и ритмические звуки любовных процедур Августа Пипогенуса он слышал еще отчетливее, чем прежде.
Специалисты по шуму, обследовавшие дом всевозможными измерительными приборами, не смогли обнаружить ни единого децибела, который бы проникал за звуконепроницаемые стены.
Тогда Ирреверзиблус отправился к своему старому другу, психиатру Алеусу.
– Ты такой же ненормальный, как и раньше!
– сказал Алеус.
– Я не замечаю никаких изменений, которые внушали бы мне тревогу. То, что ты стал более восприимчив к звукам, - обычный старческий недуг...
– Но ты подумай, ведь у меня звуконепроницаемые стены! Я всегда считал, что чем старше человек становится, тем хуже он слышит, а сейчас меня буквально преследует ненормальное желание как можно скорее оглохнуть.