Хомотрофы
Шрифт:
– Елена Сергеевна, если бы в этом городе нашлось хотя бы одно место, где можно чувствовать себя свободно… Ресторан, кафе… или что-нибудь в этом роде, – я говорил сбивчиво. – Мои апартаменты в настоящий момент не позволяют принять вас.
– Бедняжка… Как же мне хочется вам помочь!
Я не отвечал. Елена Сергеевна подошла ко мне. Ее взгляд был полон огненной лавы.
Мной овладели глубинные чувства.
Слиться с ней. Сделаться невольником.
Пасть перед ней на колени, коснуться губами стоп.
Елена Сергеевна
Ее всю затрясло. Она обвила мою шею руками. Губы ее были горячими и быстрыми.
Не соображая ничего, опьяненный страстным желанием, я схватил ее и заметался в бессознательном поиске опоры. Наконец, я прижал ее к подоконнику. Но тут же ее руки, в которых появилась неожиданная сила, оттолкнули меня.
– Не сейчас.
Она быстро пришла в себя. Взгляд ее выражал полное спокойствие и одновременно свидетельство того, что между нами установлена тайная связь.
– Завтра в девять вечера возле входа на рыночную площадь. Я буду на желтом авто.
12
Возле Зоиного дома кто-то припарковал ГАЗ. Я не придал этому значения. После разговора с Еленой Сергеевной в голове у меня был туман. Я торопил завтрашний день и мысленно уже десятки раз уселся в желтое авто.
На кухне горел свет. Я подумал, что это Зоя хозяйничает, и заглянул поздороваться, но обнаружил Андриана. Он сидел, сложив руки на столе и ссутулив круглую спину.
– Привет, парень. Там к тебе из службы безопасности, – проговорил он. – Гавинский. Андриан опустил взгляд в пустую грязную тарелку и замер. Я медленно выдохнул. Ничего хорошего от подобных визитеров ждать не приходилось.
В комнате все оказалось перевернуто вверх дном. На моей кровати, провалившись до самого пола, сидел лысоватый мужчина. Мы уже встречались.
Несколько дней назад, когда я заносил приказ в приемную коммерческого директора, этот тип делал ревизию сумочки секретарши. Бедная девушка так перепугалась, что не могла даже говорить. Глаза ее бегали, а пальцы дрожали, когда она расписывалась в моем журнале.
– Проходите, Лемешев, – сказал Гавинский, как будто не он, а я пришел в чужой дом.
– Что вам угодно? – спросил я.
В тот же миг с обеих сторон ко мне подступили двое крепких мужчин: один появился из-за шифоньера, другой шагнул из-за шторы. Помощники Гавинского цепко схватили меня за руки, завели их за спину и с силой усадили на стул. На запястьях защелкнулись наручники.
Сопротивляться было бессмысленно. Я оценил оперативность и профессионализм.
– Ребята, к чему такие крайности? Я открыт для общения.
Гавинский, скрипя пружинами, поднялся и подошел ко мне.
Я успел заметить, как начал разворачиваться его корпус. В следующий миг на меня нахлынула темень.
Когда я очнулся, волосы и одежда были мокрыми. К горлу подкатила тошнота. Голова болела и, похоже, была разбита нижняя губа. Я поводил взглядом
Гавинский стоял немного в стороне и задумчиво курил. Неторопливо затягивался, глядя куда-то за окно. Наверное, всегда так делал во время допроса.
– Курить будете? – сухо спросил он.
– Нет, – ответил я и проверил кончиком языка все ли зубы на месте. Во рту стоял привкус крови.
Гавинский облокотился о шифоньер. Он стряхивал пепел прямо на пол.
– Итак, уважаемый, – он говорил очень спокойно. – Сейчас вы ответите на некоторые вопросы. Советую вам быть откровенным. Предупреждаю: кем бы вы себя не считали, для меня вы мясная порода скота.
– Чего вы от меня хотите? – Собственный голос показался мне чужим.
– Давайте сразу договоримся. При мне вы будете открывать рот только в том случае, если вас о чем-то спросят. Это правило будет действовать с этого момента всегда и везде – дома, на работе, где угодно. В противном случае я буду вынужден применять физическую силу. Надеюсь, вы поняли?
– Понял, – поспешил ответить я, стараясь погасить возникшую в воображении малоприятную картину крошения зубов.
– Тогда вопрос первый: кто за пределами зоны вас информировал о заводе и его внутренних делах?
Какой еще зоны? – хотел спросить я, но, вспомнив о предупреждении Гавинского, сказал:
– Там… за пределами зоны я не знал о существовании завода. Я попал сюда случайно.
В тот же момент Гавинский сделал резкий выпад и изо всех сил саданул меня кулаком в грудную клетку. На какое-то время я утратил способность дышать. В глазах потемнело. Я завалился вперед и, наверное, съехал бы со стула, но помощники Гавинского усадили меня обратно.
– За каждый неправильный ответ вы будете получать такой удар, – хладнокровно сказал мой палач. – Вы поняли?
Я кивнул.
– Почему вы задерживаетесь подолгу в приемных? Что вы там пытаетесь раскопать? – спросил Гавинский.
В ответ я только закашлялся: дыхание еще не вернулось ко мне окончательно.
– Я просто пытаюсь побыстрей вникнуть в свою работу, – наконец выдавил я. – Мне надо знать имена работников, запомнить названия отделов.
– Кому вы передаете эти имена?
– Я никому ничего не передаю. И ни с кем не общаюсь.
– Где ваш телефон?
Тут я заметил, что на столе лежат мелкие вещи, вынутые у меня из карманов: бумажник, документы, ручка, блокнот.
– У меня нет телефона.
– Вы внештатный сотрудник какого-нибудь периодического издания? Собираете информацию для газеты?
– Нет.
– Какую организацию вы представляете?
– Никакую.
– О чем вы говорили на прошлой неделе с Цуманом?
– Ни о чем. Спрашивал его, где можно развлечься.
– Врете.
– Не вру. А что, запрещено разговаривать с Цуманом?