Хомотрофы
Шрифт:
Я откинулся на спину и стал потирать руку. Веяние выжало из меня весь адреналин, поэтому бояться я уже не мог. Я притих и уставился в потолок, пытаясь понять, способен ли еще каким-то образом противостоять превратностям судьбы или окончательно превращен в робкое покорное существо.
Зоя положила мне руку на плечо и ободряюще сказала:
– Ты герой у нас, Сережа, не сомневайся.
Я перевел взгляд не нее, затем на Илью.
– Прошу прощения за срыв, – сказал главный менг после некоторой паузы. – Я понимаю вас, Сергей Петрович.
Он посмотрел на меня пристально, и его светлые глаза хитро и зловеще сверкнули. Неужели менг осознанно пытался повергнуть меня в ужас, или эта его манера смотреть и говорить лукаво-насмешливо просто одна из генетических черт?
– Вы учитывали отношение к реальности? – задал я вопрос, понятный только мне и Илье.
– Да, все как вы сказали: не больше, чем игра, полностью отречься от веры в реальность происходящего.
– И как?
– Я работаю над этим. Кое-что разработал и для остальных. У нас было собрание.
– Вы помните слоган?
– Хаос против порядка.
– А главное правило?
– Безусловная аморальность. Позволено все.
Я приподнялся на локте. Я был опустошен. Пьеса не заканчивалась. Есть меня не собирались. Комбинация, родившаяся в моей голове, была настолько иррациональна, что я никак не мог ее изложить. Я бредил, я ступил одной ногой во что-то темное, потустороннее, нес околесицу и поднимал на битву свирепых демонов, темная природа которых была непостижима для моего понимания.
– Знаете что, Илья? Давайте поговорим с глазу на глаз.
– Разумеется.
Жест был странным: Илья негромко хлопнул себя по бедру ладонью. Все вышли. Даже Зоя. Андриана среди менгов не было видно. Вероятно, он боялся оставаться в компании людоедов и сбежал раньше.
Я сел на кровати. Илья достал блокнот и ручку.
– Движемся дальше? – В его голосе была не столько надежда, сколько подковырка.
Я не хотел быть их символом. Я не фаталист, никогда им не был и не хочу становиться. Меня не увлекают размышления о том, есть в случайном событии перст судьбы или нет. Однако колесо Фортуны сделало оборот, и стрелка вновь указывает на меня. Чертово колесо!
– Ладно, – сказал я, потирая виски. – Но я вам ничего не обещаю. Не переоценивайте меня.
– Как вам будет угодно. – Он смотрел на меня в ожидании, этот мой огромный зловещий соратник.
– Итак. Поиски слабого места противника. Что вы узнали о директоре? Обстоятельно, так, как я просил. В чем его самая большая слабость? Я должен знать все.
Илья сделался очень серьезным.
– Отсутствие гибкости, если это можно назвать слабостью.
– Гибкости?
– Да. Мы попытались проанализировать его поведение. Он отличается своего рода прямолинейностью.
– У вас штат психологов? – съязвил я.
– У некоторых из нас по четыре-пять высших
– Так значит, негибкость?
– Да.
– Можете привести пример?
– Директор никогда не меняет тактику. Он не привык к этому. Здесь, в нашем маленьком мирке, действует закон подавления. Он доминирует во всем. И никаких отклонений ни в какую сторону. Вся эта система создана еще до директора. Он…
– Тоже кукла, как и я?
– Он – да.
– Вы видели его когда-нибудь?
– Не доводилось.
– Откуда же такое заключение?
– Он не имеет лица. Порядок на заводе и в городе существует сам по себе. Ничего не меняется. Директор сидит на своем троне, как глиняный фараон. Его мозг атрофирован, сам он превратился в огромный желудок, поглощающий страх, который течет к нему беспрестанно.
– Таковы ваши выводы?
– Таковы выводы.
– Стало быть, все просто?! Достаточно добраться до директора и загадать ему загадку со сломанной логикой, и у куклы-фараона тут же отвалится голова?
Я представил себе это и рассмеялся. Илья сощурил янтарные глаза.
Менги – хитрые твари, но их способность рассуждать логически уступают человеческой, – вот к какому выводу я вдруг пришел. Слишком старомодные, слишком наивны для нашего времени. Этики. Утописты. Может, они это чувствуют, и потому так за меня держатся?
– Нет, не верю, – сказал я. – Ничего не существует само по себе. Директор не глиняный фараон. Это ложное мнение. Полагаю, Повару выгодно было убедить нас в этом. Не верьте ему. Нельзя его недооценивать. Помните: лучший правитель тот, о котором народ знает лишь то, что он существует.
Илья что-то черкнул в своем блокноте. Я услышал, как у него заурчало в животе: словно где-то далеко гром загремел.
– Даже если он негибок, нам не на чем его ловить, – продолжал я. – Контроль в корпорации поставлен на высшем уровне. Подобная система должна быть авторитарной. Корпорация поглощает страх. В данной работе гибкость не нужна. Нужны постоянство и бесперебойность. Вот Присмотров и следует установленному порядку. Это конвейер. Не надо ничего менять, когда все идет по плану.
– Какие же слабые места могут быть у директора?
– Именно это и следует выяснить. Знание о слабостях противника делает нас более сильными. Мы не побрезгуем ничем. Подойдет все: чревоугодие, прелюбодеяние, тщеславие. Вы понимаете, о чем я? Ищите его слабые стороны. Любые пороки порождают преступления, измены, заговоры, трусость… Я полагаю, что все существа подвержены влиянию определенной морали. Это касается всех – и меня, и вас, и хозяев, какая бы природа не создала нас, будь мы созданы Творцом или вышли из бездны ада.
При этих словах глаза Ильи сверкнули, а лицо перекосила судорога, но он смолчал. Я вспомнил, как он говорил о суевериях менгов и внутренне усмехнулся. Всякое преимущество над видом людоедом приносило удовлетворение.