Хонорик и его команда
Шрифт:
Макар прислушался к этому голосу и замер. Где же он его слышал? Голос как будто совсем недавно звучал в Макаровых ушах. Только сейчас он был немного незнакомым, потому что звучал доброжелательно и даже ласково. Но тембр, интонации... Макар различал в них знакомую властность и увереность! Где же, где же он слышал этот голос?
Он переглянулся с Соней и понял, что она тоже удивленно вслушивается. Значит, и сестра узнала голос, значит, они слышали его вместе... В доме с башенкой!
Макара просто пронзила эта догадка. Именно этот голос требовал чего-то от Летчика, угрожал ему и звучал по-бандитски грубо. Теперь же
Об этом свидетельствовали и Сонины глаза - и без того большие, теперь они напоминали круглые блюдца, на которых стояли зеленые чашечки.
Но еще больше Макар удивился, когда к Супермену радостно ринулся папа.
– Сеня! Вот не думал, что мы встретимся на баррикадах!
– воскликнул он.
– Борьба за правое дело сближает людей.
Супермен заулыбался.
– Петя! Сколько лет, сколько зим!
– Он распростер руки для объятий. Однокашник дорогой! Это ж надо, живем в одной Москве, а не виделись уже сто лет! Сколько времени после школы прошло, а встречались-то всего пару раз. Как с Венькой. Так он хоть в Париж уехал.
Тут и папа, и Сеня почему-то нахмурились.
– Да, Веня...
– вздохнул папа.
– Жаль.
Сеня тоже помолчал немного, а потом воскликнул:
– Слышал я твое выступление. Молодец! Четко, по делу. А как тебе мое? Я тоже считаю, что никаких дурацких примусов здесь не надо. Но пруд должен быть такой, чтобы во всем мире завидовали. А то скоро столько ила накопится, что вообще никакого пруда не останется.
– Конечно, конечно, - согласился папа.
Макар вертел головой, выставляя вперед то одно веснушчатое ухо, то другое. Он напоминал радарную установку, которая контролирует воздушное пространство. Все-таки не верилось, что человек, которому так обрадовался папа, мог так зло разговаривать с Летчиком! Совсем как бандит.
– Ничего не понимаю, - прошептал Макар, вопросительно глядя на Соню.
– Я тоже, - ответила она.
– Но это тот самый голос...
Сеня заторопился.
– Что ж, мне пора.
– Он развел руками и улыбнулся.
– Ну что, Петя, до следующего митинга? А лучше вот что: я тебе черкну на визитке свой, так сказать, пароль. В любое время дня и ночи тебя со мной соединят и ко мне пропустят. Хоть я и не самый большой человек в нашей фирме, но секретари и охрана бдят: оберегают мой покой и безопасность. А мало ли что понадобится - хоть мне, хоть тебе. Ты все-таки представитель общественности... А мне во время этого строительства поддержка нужна. Неизвестно, на какую глубину еще придется зарыться...
Папа тоже протянул свою визитку и улыбнулся:
– Без пароля, просто телефон. У меня в Институте этнографии ни секретарей, ни охраны.
Они пожали друг другу руки, и папа стал глазами искать своих домашних. Не только домашнего животного Нюка, конечно, но и членов семьи. Сделать это было трудно: мама уже затерялась в толпе, и только слышалось, как она расписывает подругам способности хонорика:
– Такой чистенький, умненький! Даже тапочки подает.
Ладошка маленький - среди взрослых его увидеть трудно. А вот Соня и Макар... Почему же папе их не видно? Оказывается, они не сговариваясь юркнули в толпу, не упуская из виду Супермена Сеню. Тем более что никуда улетать он не собирался - шел себе спокойненько к ближайшему перекрестку.
Макар с волнением представлял, что он может увидеть дальше.
И его предположения сбылись... Три тройки сияли на вымытом до блеска номере черного джипа, в который уселся Сеня, папин одноклассник.
Глава VIII
КОШКИ НА ДУШЕ И В ЧЕРНОЙ КОМНАТЕ
На душе у Макара скребли кошки. А попросту говоря, было отвратительное настроение. Про кошек ему сказал Лешка, встретившийся на аллейке у пруда:
– Что, Мак, такой кислый, будто у тебя кошки на душе скребут?
"Взять бы хонорика, - подумал Макар, - прижать к груди. Пусть бы отогнал этих кошек".
Действительно, было такое ощущение, будто внутри у Макара кто-нибудь царапался когтями. Придумал же кто-то первым это выражение про кошек! Довольно точно, между прочим, передающее состояние человека.
– Да так, - отмахнулся Макар.
– Замерз, наверное. Как дела?
– Супер!
– довольно ответил Лешка.
– Вот, пришел за подручным материалом для работы. Не так много в городе мест, где можно его раздобыть. Понимаешь, если б я был скульптором по дереву, я бы в парке каком-нибудь пасся. Или в лес выезжал. А меня металл интересует. Проволока, арматура, болты, втулки всякие. У тебя этого добра здесь - навалом!
Макар невесело вздохнул, обводя котлован рукой:
– Угощайся...
– Спасибо!
– засмеялся Лешка.
– А что это народу как собак? Праздник, что ли?
Макар вкратце рассказал о митинге. И о памятнике, конечно, тоже.
– Ну и загнул этот скульптор!
– засмеялся Лешка.
– Десятиметровый примус! Клево! Смело, но... все-таки глупо. Разве это современно один-единственный предмет изображать? Пусть даже в такую величину.
Макар немного обрадовался за Лешку. Значит, не безнадежный он скульптор, если сразу оценил памятник-примус как глупый.
– А ты что бы предложил?
– спросил Макар.
– Если б тебе заказали придумать памятник?
Лешка думал над "заказом" недолго.
– Я бы импровизировал. Ну, в смысле, доверился бы своему таланту. Попросил бы сгрести огромным бульдозером в одну кучу весь этот строительный металлолом, весь мусор, который накопился на дне пруда... А потом бы из этой кучи выбрал подходящие предметы и соорудил бы та-акую конструкцию! Типа Эйфелевой башни, только не такую строгую по форме. Форму мне бы чутье подсказало. И люди бы поняли, что из всего, что под ногами валяется, можно памятник соорудить.
– Но памятник же писателю!
– удивился Макар.
– А, писателю...
– разочарованно вздохнул Лешка.
– Тогда не знаю. Я думал, памятник пруду - чтоб просто красиво было. А писателю я еще не умею. Но ничего, наверное, сообразил бы. Фотку бы его глянул, пришлось бы книгу его какую-нибудь прочитать.
Лешка действительно задумался. Наверное, прислушивался к своему таланту. Макар вздохнул.
"Да, - подумал он.
– Видно, в упадке находится современная скульптура, если все стараются сделать - тяп-ляп и готово. Вон, памятник Пушкину совсем несовременный, вроде простенький, а видно с первого взгляда, что Пушкин думает. И люди, глядя на него, тоже о чем-то задумываются. О чем же можно будет задуматься, глядя на примус или на Лешкину конструкцию? Сколько тонн металлолома на это пошло?"