Хорош в постели

Уайнер Дженнифер

Я улыбнулась, представив себе эту картину: высоченный басистый доктор К. рисует Нифкина под восторженными взглядами детей.

– Так как идут дела?

Я кратко доложила о походах по магазинам с Макси, о приготовленных мной обедах, о фермерском рынке, который я нашла неподалеку. Описала маленький домик на берегу океана. Призналась, что Калифорния и удивительная, и ирреальная одновременно. Сообщила, что гуляю каждое утро, работаю каждый день, а Нифкин научился доставать теннисный мяч из прибоя.

Звуки, долетавшие с другого конца провода, говорили о том, что доктор К. заинтересованно слушает, он задавал вопросы и по ходу моего отчета, но в конце концов задал самый

главный:

– Так когда ты возвращаешься домой?

– Я не знаю. Сейчас я в отпуске, и мне еще надо доработать сценарий.

– Так ты... собираешься рожать там?

– Не знаю, – медленно ответила я. – Скорее нет, чем да.

– Хорошо, – услышала я в ответ. – Мы снова позавтракаем вместе, когда ты вернешься.

– Конечно. – Меня сразу потянуло в «Утреннюю красу». Второго такого места для завтрака просто не существовало. – Это будет отлично. – Я услышала подъезжающий автомобиль Макси. – Извини, мне надо бежать...

– Нет проблем. Звони, как только возникнет такое желание.

Я положила трубку, улыбаясь. Интересно, сколько все-таки лет доктору К. и нравлюсь ли я ему больше, чем просто пациентка, одна из крупных женщин, которые заходят к нему в кабинет, каждая со своей историей о разбитом сердце. Я. решила, что обязательно повидаюсь с ним.

Утром Макси предложила еще одну поездку.

– Я все-таки не могу поверить, что у тебя есть пластический хирург, – проворчала я, усаживаясь в маленький автомобиль и думая о том, что только в этом городе и в эти годы двадцатисемилетняя актриса с идеальными чертами лица будет регулярно наведываться к пластическому хирургу.

– Неизбежное зло, – коротко ответила Макси, проскочив мимо нескольких автомобилей с не столь мощными двигателями и выруливая на быструю полосу движения.

Приемная была выдержана в серых и розовато-лиловых тонах. Мраморные полы, сверкающие стены, еще более сверкающие регистраторы. Макси сняла огромные очки, перекинулась несколькими словами с женщиной за столом, а я в это время прогуливалась по приемной и поглядывала на огромные фотографии врачей на стенах, гадая, кто удостоился чести утолщать губы Макси и убирать невидимые морщинки вокруг ее глаз. Доктор Фишер напоминал Кена, блондинистого бойфренда Барби. Доктор Роде, брюнет с изогнутыми черными бровями, выглядел на мой возраст. Доктор Такер походил на Сайта-Клауса, разумеется, без толстых щечек и двойного подбородка. Доктор Шапиро...

Я остановилась как вкопанная, глядя на увеличенную фотографию моего отца. Он похудел, сбрил бороду, но я его, конечно же, узнала.

Макси подошла, цокая каблучками по полу. Глянув на мое лицо, схватила за локоть и потащила к стулу.

– Кэнни, в чем дело? Ребенок? Я указала на стену.

– Это мой отец.

Макси посмотрела на фотографию, потом на меня.

– Ты не знала, что он здесь? Я покачала головой.

– И что же нам делать?

Я кивнула в сторону двери и насколько могла быстрым шагом направилась к ней.

– Уходим.

– Так вот, значит, что с ним сталось. – Я, Макси и Нифкин сидели на веранде, пили ледяной малиновый чай. – Удаление жира в Лос-Анджелесе. – Я помолчала. – Наверное, этого следовало ожидать.

Макси отвернулась. Я ее жалела. Никогда она не видела меня такой расстроенной и понятия не имела, как мне помочь. И я не знала, что ей сказать.

– Посиди здесь. – Я поднялась. – А я немного пройдусь.

Я спустилась к воде, зашагала мимо серфингисток в бикини, волейболистов, подростков, сосущих леденцы, разносчиков, парочек, обнимающихся на скамейках, парней, играющих на гитарах, бездомных в ворохе одежды, лежащих, как трупы, под пальмами.

Шагая, я старалась упорядочить картины, возникающие в голове, развесить их, словно по стенам галереи.

Я нарисовала мою семью, какой она когда-то была. Мы пятеро в праздничной одежде на Рош ха-шана [70] : отец с аккуратно подстриженной бородкой, его руки на моих плечах, я с зачесанными назад волосами и с едва заметными под свитером грудками, мы оба улыбаемся.

Я нарисовала нас пятью годами позже: я, толстая, надутая и испуганная; моя мать, не находящая себе места; мой брат, совершенно несчастный; Люси с «ирокезом» на голове, пирсингом, полуночными разговорами по телефону.

70

Рош ха-шана – еврейский Новый год.

Новые картины: окончание колледжа. Моя мать и Таня, обнявшие друг друга за плечи, перед футбольным матчем. Джош, шести футов ростом, тощий и серьезный, режет индейку на День благодарения. Многие годы по праздникам мы усаживались вокруг стола, моя мать – во главе, мой брат – напротив нее, различные бойфренды и герлфренды появлялись и пропадали, а мы старались делать вид, что все главные участники действа на месте.

Я переехала. Вот я, гордо стоящая на пороге своей первой квартиры, в руке экземпляр газеты, в которой опубликована моя первая статья, второй я указываю на заголовок: «Дебаты по бюджету отложены». Я и мой первый бойфренд. Я и мой возлюбленный из колледжа. Я и Брюс в океане, смотрим в объектив, щурясь на солнце. Брюс на концерте «Грейтфул Дед» прыгает среди других зрителей, в руке банка пива, длинные волосы падают на плечи. Потом я ухожу от него и двигаюсь дальше.

Я стояла, океан охлаждал волнами мои ноги... и ничего не чувствовала. А может, чувствовала уход любви, пустое место, образовавшееся там, где были жар, боль, страсть. Волны откатывались, мои ноги оставались на холодном песке.

«Ладно, – думала я, – ты-то здесь. Ты здесь. И ты движешься вперед. Потому что так устроен мир; есть только одно место, куда ты можешь прийти. Ты идешь и идешь, пока не уходит боль или пока ты не находишь что-то новое, доставляющее тебе еще большую боль. Такие уж мы, люди, все несем на своих плечах собственные несчастья, это наша судьба. Потому что Бог не дает нам выбора». И тут мне вспомнились слова Эбигейл: «Ты повзрослеешь. Ты научишься».

Макси сидела на веранде, где я ее и оставила, дожидалась меня.

– Нам надо поехать в магазин, – сказала я. Она тут же вскочила.

– Куда? Что надо купить?

Я рассмеялась, но сквозь смех звучали слезы, и, наверное, она тоже их услышала.

– Обручальное кольцо.

Глава 17

Регистратора в приемной моего отца, похоже, нисколько не удивила долгая пауза, после которой я сказала ей, почему звоню.

У меня шрам, наконец объяснила я, и я бы хотела, чтобы доктор Шапиро взглянул на него. Я назвала регистратору номер сотового телефона Макси, выдав его за свой, и представилась как Луа Лейн [71] . Девушка не проявила ни малейшего любопытства, записала меня на пятницу, в десять утра, и предупредила о транспортных пробках.

71

Луа Лейн – подруга Супермена, героиня многочисленных комиксов и фильмов.