Хороша была Танюша
Шрифт:
Мы так увлеклись разглядывая друг друга, что не сразу поняли, что процессия по лестнице вниз спускается. Первой летела Лилия Львовна, она сердито брови сдвинула и черными глазищами мрачно сверкала. В ее руках весело вспыхивали и играли зелеными искрами изумруды с бриллиантами. За женой спускался осторожно, Федор Афанасьевич, за перила крепко держался, ступеньки под ним жалобно пели и стонали. Все остальные так называемые понятые, шли робко вслед за хозяевами, последней горько плача и подвывая плелась Аннушка.
Я замерла, сразу позабыв о незнакомом красавце. Сердце гулко застучало, сглотнула нервно, хотя и так было понятно, что кот Есаул, весьма
– Я думаю, что свои вещи вы Анна Андреевна соберете быстро! Клеветать на другого человека, а себя прикрывать, это низко и недостойно! Вы голубушка моего сына воспитывать должны, а чему его может научить такая безнравственная особа?! В полицию мы с мужем заявлять не будем, расчет выдам, но ночевать в доме вас не оставлю!
– голос Лилии Львовны звенел от негодования, прерывался негодующе.
Несчастная Аннушка, хлюпала красным, мокрым носом, молча вытирала глаза пышным, голубым бантом от шелковой, кокетливой блузки. Она понимала, что шансов остаться в доме у нее не осталось. Не знаю, как там Есаул умудрился подставить незадачливую злодейку. Мне сразу стало ясно,что пословицу гласившую " Не рой другому яму, сам в нее попадешь", девица запомнит надолго.
Незнакомец удивленно смотрел на плачущую Аннушку, на красивую даже во гневе Лилию Львовну, на красного от досады Грушевского.
– Друг мой, Федор, что случилось?
– спросил он с трудом выталкивая слова из распухшей губы.
– Клим!?
– почти синхронно вскрикнули супруги Грушевские.
Незнакомец распахнув объятия шагнул навстречу Федору Афанасьевичу. Мужчины обнялись, крепко хлопая друг друга по спине руками. Лилия Львовна забыв об Аннушке, поджала губы и с неудовольствием смотрела на эту дружескую, теплую встречу. Чувствовалось, что она не очень жалует мужчину.
Через некоторое время в большом доме воцарилась тишина. Грушевские с гостем уехали в театр. На белой точеной шейке Лилии Львовны вспыхивали и переливались изумруды, их красиво подчеркивали мелкие искорки бриллиантов. Собрав пожитки Анна ушла в ночь, напоследок успев больно ущипнуть меня за руку. Уложить спать Левушку было доверенно мне. Я справилась с этой задачей довольно быстро.
В открытое окошко моей комнатенки из сада доносились запахи расцветающей сирени. Они смешивались с приторным, специфическим запахом валериановой настойки. Кот Есаул уже изрядно захмелевший, в третий раз пересказывал мне свой подвиг.
– М-м-м-м, а я сразу понял, что не ус-с-с-пею штучку спрятать. Решил, что в кармане у Аньки ей самое место. Под ноги специально хозяину кинулся, для тебя Слышащая, считай на самогубство решился!
– он блаженно щурился и толкал меня лобастой головой, требуя продолжать гладить серую, мягкую шерсть. Его речь становилась все медленнее, а паузы становились все длиннее.
– А, она в карман полезла и блестяшку вытащила! Ха-ха-ха! Видела бы ты ее личико! И пр-р-р-а-а-вильно, поделом Аньке, она меня вечно норовила с дивана согнать, блохастым называла!
– Есаул зевнул показав белые, острые клыки и розовый язык. Затем свернулся уютным клубочком и засыпая бормотал:
– А, налей мне еще валерьянки....
Я накрыла краем одеяла кошачьего алкоголика, взбила тощую подушку и засыпая вдруг вспомнила неверояные, синие глаза. Они смотрели на меня внимательно, пристально.
– Изыди!
– сонно пробормотала отмахиваясь от видения рукой словно от надоедливой мухи.
Глава девятая. Может ли обложка влиять на содержание?
А над городом нежно напевала, весело улыбалась и кружилась в танце Весна. Ей подпевали птицы и ручейки. С радостным, ликующим звоном распускались цветы и листья. Они наполняли воздух ароматом свежести, молодости и любви.
Кот Есаул, почти не появлялся дома. Худой, встрепанный с несколькими свежими царапинами на лобастой морде он боясь праведного гнева хозяйки Лилии Львовны, изредка появлялся в моей комнате через окно, которое я всегда держала открытым именно на такой случай. Торопливо лакал сметану из миски, или же обгладывал куриное крылышко. Меню зависело от того, что в этот день готовила на кухне повариха. Исчезал, пропадал дня на три, торопясь объять необъятное, оставить свой след в этой жизни в виде маленьких, пушистых, серых котят. По моему мнению он был абсолютно прав, сказав как -то на бегу, что это и есть смысл жизни всех живых существ.
После его слов я задумалась. Начала прислушиваться к себе и с ужасом поняла, что плясунья-Весна, действует и на меня. То, что я раньше принимала за неясную хандру и малопонятное недомагание было нечто иное как томление молодого тела, стремление нравиться и любить. От такого открытия, я мысленно выругалась матом, припоминая все самые крепкие и самые неприличные слова которых было достаточно в моем лексиконе. И было от чего ругаться, молодое тело Танюшки, решительно брало верх над циничным разумом Татьяны Адамовны. Я теперь крутилась перед зеркалом пытаясь приколоть кружевной, белый кокошник как можно завлекательней, кокетливо улыбалась Федору Афанасьевичу, а по вечерам засыпая вспоминала пронзительные, синие глаза Клима Сокола. Мои мозги видимо совсем размякли, когда я вспыхнула ярким румянцем, при внезапном визите мужчины. Клим приехал однажды к хозяину по какому-то важному делу. Он весело мне подмигнул заметив мое смятение и небрежно приобнял на ходу. Захотелось сильно пнуть его локтем в бок, но сдержалась. Понимала, что злюсь не на мужчину, а на предательницу- Танюшку и на весенние флюиды, будь они неладны.
Вечером лежа на твердом тюфяке, вдыхая запах сирени и яблоневого цвета, я анализировала, разбирала по косточкам свое состояние и пришла к выводу, что очевидно гормоны молодого тела вполне могут действовать без ведома моего опыта и ума. Нужно было брать их под контроль, пока "обложка" полностью не переписала " содержание".
С того момента, мое утро начиналось с холодного душа, а вечером в своей комнате я вспоминала все асаны в йоге и радовалась тому, что все же это такое счастье, когда у тебя ничего не болит, а тело гибкое и послушное.
Может быть помогла холодная вода, а может быть ее величеству Весне, надоело смеяться, но постепенно морок сошел на нет. И теперь я с удовольствием строила планы. Первым пунктом в этом расписании, было посещение столичного ипподрома.
Получив долгожданное жалованье, принарядившись в синее платье, заплела косу на городской манер, который в моем мире почему-то назывался " коса по французки," я отправилась на разведку. Предвкушая свободу и приключения, я торопилась получить подтверждения своим догадкам по поводу Дара. Мне мечталось, что смогу влиять на исход забегов, а значит и смогу получать выиграши. Большие выиграши. В таком радужном предвкушении, разглядывая город и людей я тряслась в трамвае который вез меня на ипподром.