Хорошая девочка. Версия 2.0
Шрифт:
— Сейчас я редко Вас вижу, но это можно изменить, — Марк притягивает кисть к губам.
Пора прекращать это полоскание душевных тайн. Поднапрягшись, высвободила руку, отступила, и меня тут же с двух сторон окружили Руслан и Игнат:
— Ничего менять не нужно. Скоро я стану размытой тенью на периферии твоего сознания, а потом исчезну вовсе. Это хорошо и правильно.
Юноша, напротив меня резко дернул подбородком в отрицании. В серых глазах клубился гнев и категорическое неприятие реальности:
—
За ним тут же сорвались жалостливая Маша и энергичная Таня. Видимо утешать, разрабатывать стратегию и тактику.
Ну ладно, дети тут без меня хоть заняты будут какое-то время.
Глава 28
Сметая осколки в совок
'Уходя — уходи!
0б утраченном счастье не плача.
Уходя — уходи!
Все в мгновение переиначив…'
Илья Резник
Задумчиво глядя вслед умчавшемуся народу, протянула:
— Да, дети, как же с вами не скучно. В такие моменты особенно остро понимаешь, что один ребенок — дар Божий. Пойдем домой, Рус. Всем хороших каникул и успешного начала новой четверти.
Оставшиеся рядом парни традиционно слаженно заржали.
И следом вразнобой прилетело:
— Удачно съездить!
— Всего хорошего. Возвращайтесь скорее.
А мы пошли. Топали по заснеженному проспекту к дому в уютной тишине под светом праздничной иллюминации. На душе было тепло. Да, тревожно, но все же радостно. Предвкушение начинало тихонечко зудеть на кончиках пальцев и в копчике.
— Мам, ты за меня не волнуйся, — вдруг начал Рус.
— Конечно. Я оставляю тебя на два месяца с уставшей, задолбавшейся женщиной и отцом, который не в себе. Ты сейчас переживаешь серьезный стресс, а поддержку оказать тебе некому. С чего бы мне волноваться, правда?
Сарказм с нами.
— Ну, ты же будешь звонить? И на всякий случай есть тетя Нина? Мне у них понравилось.
Обалдеть. Конечно, я ему и звонить, и писать буду, но Нинон почему-то уже жалко.
— Нинок столько счастья не унесет, боюсь, — представляю, что мне потом скажет подружка, но Руса, естественно, не выгонит.
— Я тут это, — сын замялся.
Пресвятые Просветители, опять Лада?
— Радость моя, я тебя поддерживаю, но хотелось бы знать — в чем именно.
— Да пока непонятно. Мы, когда с тобой ездили поздравлять всех, я у Леры к бабке зашел. Ты же помнишь, она еще года три назад помирать собралась, но все никак.
Вздыхаю:
— Милый, на мой взгляд, это не повод для шуток.
—
А вот здесь мне очень больно. За него больно.
— Тем более. Чем-то нужно помочь?
— Нет. Она сказала, что отец мутный тип, а Лера — дура. И чтобы я тебя берег пуще себя.
— Зай, странно. А к чему это было-то? — только еще одного источника беспокойства мне не хватало.
Это какие же там у них слухи ходят, что Руслановой бабушке стало ясно — меня беречь надо?
— Говорю же, не понял. Я только пришел, а она вместо «здрассти» мне такая: «Мать свою настоящую береги. Лерка моя безголовая девка уродилась, а Саша уж больно хитровывернутый. Как бы чего не всплыло. Слышишь? Риту поддерживай всегда. Только ей и „спасибо“, что ты нормальный». И все — уснула.
Жесть, еще один ребус.
Мы, наконец, зашли в подъезд, в котором неожиданно и умопомрачительно пахло жареной морковью. Не насторожиться было просто невозможно.
Ладно, вернусь да съездим к Лере еще раз. Даст бог, успею уточнить у почтенной старушки, что же там за тайны такие, из которых следуют столь неожиданные выводы.
Дальше было как в плохом кино и хорошей жизни — обычно: дом, сборы, ужин, раздача ценных указаний ослику вместе с телефонами «на всякий случай», душ.
Спать я, конечно же, легла в кабинете, так как с памятью моей все в порядке. И с инстинктами тоже. Хочется верить, что и мозги нормально функционируют, но тут возможны варианты.
В глухой ночи меня разбудил набирающий обороты скандал в прихожей:
— Где вы все время шляетесь? Куда вечно носит Риту, а ты, сопляк, ее прикрываешь?
Ну, ясно, Саша снова вернулся, принеся пару бутылок коньяка. Увы, в себе.
Некстати это сейчас, но мы, конечно, справимся.
— Тихо, мама спит.
Горжусь ребенком, о важном же думает, не суть, что орет так же громко, как отец.
Поскольку в адекватности мужа я последнее время сильно сомневалась, а сын всегда готов был стоять на своем до упора, то я, замотавшись в одеяло, выползла в прихожую.
— Оба тихо. Рус — ты спать. Саша — душ тебя ждет.
Опешили синхронно. Все же кровь — не водица. Потом, гордо фыркнув, сын удалился в свою комнату.
— А чего это ты командуешь, женщина? — Саша, кажется, вообразил себя бессмертным или принял меня за бесплотный дух. Ну, или мозги совсем отказали.
— Идите в душ, Александр Михайлович. От вас чужими женскими духами несет так, что глаза слезятся.
О! Сработало.
Удивительно, но рыдать над разбитым браком не тянет. И выпить с тоски не хочется.
Да, глядя в спину удаляющемуся пошатываясь от стены к стене Саше, я отчетливо понимаю: брак наш закончился.
Сейчас. Совсем. Навсегда.