Хорошая война
Шрифт:
Марта перевела взгляд на молодых людей. Понемногу до нее дошло, что в первый раз в жизни она видит настолько наглых содомитов, что они даже не прикидываются мужчинами. Что касается поведения их на войне, Марта помнила, что в армии содомитами обзывали самых распоследних трусов.
— Если кто-то из вас струсит, я ему, прости Господи, в задницу засуну вот это ружье!
Для наглядности Марта взяла первое попавшееся ружье, взвесила на руке и положила обратно. Юноши проводили взглядом толстый граненый ствол, захихикали и завертелись друг перед другом, выпячивая помянутые части тела. Франц плюнул и ушел. Слуга, державший
— Вы что, больше ни о чем думать не можете?! Да мой муж бы вас вы… — на последнем слове Марта осеклась, прислонилась к стене и расхохоталась.
— Боже мой… ик… да засовывайте себе туда что хотите… ик… только не сейчас… — выдавила она, борясь со смехом.
Отсмеявшись, Марта провела помощников на балкон и заставила несколько раз зарядить ружья и арбалеты. С поставленной задачей они справились намного лучше, чем новобранцы, с которыми обычно приходилось иметь дело. Оказалось, что все трое — дети местных жителей, студенты, приехавшие посмотреть турнир из соседней Болоньи, а все это оружие — охотничий арсенал их семей. Отцы и деды пришли в крайнее негодование по поводу приобретенной за время учебы 'скверной привычки' и воспользовались случаям, чтобы дать детям возможность 'почувствовать себя мужчинами'.
29. Casus Belli
Никколо Сфорца в сотый раз благодарил Бога и за неожиданное решение графа, и за не менее неожиданное решение графини, и за свое решение приехать в этот день в турнирный лагерь. Первым своим приказом он отправил надежных людей перехватить гонца к Альфиери, и незамедлительно озаботился формированием армии.
Основную сложность представлял тот факт, что на турнир господа рыцари собирались не как на войну. Те, кто привык командовать тысячами и собирал сотни воинов в своих владениях, прямо сейчас располагали в лучшем случае несколькими десятками. Из этих нескольких десятков ни у кого не было полноценных боевых единиц. Несколько конных родственников-рыцарей и оруженосцев, немногим больше всадников сопровождения, пеших алебардьеров и арбалетчиков, взятых 'для солидности', 'на всякий случай' и 'для караулов'. Также телохранители с гражданским оружием и просто вооруженные слуги.
С другой стороны, городская стража не несет службу в полном вооружении. Чтобы перевести стражу с мирного положения на военное, надо открывать арсенал. Кроме того, пройдет время, пока стражники со всего города соберутся по тревоге. Именно на это и рассчитывал Никколо Сфорца. Альфиери еще не доехал до монастыря, а Никколо уже отправил отряд всадников из числа традиционных союзников семьи Сфорца, личных друзей и их вассалов в город с заданием блокировать арсенал и взять под охрану восточные городские ворота.
Второй очередью выдвигалась пехота. Как бы там ни было, а многие участники турнира имели за плечами по несколько лет боевого опыта на командных должностях. За полчаса сформировали отряды алебардьеров и арбалетчиков под командованием наиболее компетентных рыцарей.
Сам Никколо не поехал ни в первой волне, ни во второй. Вооружившись сундуком золота и пачкой банковских векселей, он попробовал заняться вербовкой среди прочих участников турнира. Не преуспел, поскольку серьезные люди требовали за свое участие серьезных денег, а выставить прямо сейчас отряд, который бы стоил запрошенной суммы, не мог никто. Так что
Примерно к тому времени, как первая группа всадников в расшитых накидках поверх доспехов, не торопясь, чтобы не вызвать подозрений, въезжала в город, а пехота выступала из турнирного лагеря, Альфиери добрался до монастыря.
Утро у него выдалось полное неприятностей. Неожиданная и нелепая гибель брата — повод напиться с горя. Последующее похмелье — уже не в радость. Попасться с похмелья в постели с чужой женой еще хуже. Если тебя на этом деле застает муж любовницы, конечно, плохо. Но быть пойманным еще и женщиной, которую называешь своей дамой сердца… Да еще и когда твоя любовница — ее дочь… Что бы вы добавили, чтобы картина получилась еще более мрачной? Пару проституток в постели? Десяток свидетелей? Так вот они все. Можете внести еще какой-нибудь штрих в картину? Не трудитесь, уже внесли. Куда-то подевалась одежда.
С чувством собственного достоинства второй человек в городе, не вступая в дискуссии, прошествовал до своей башни в замке. Переодевшись, кондотьер в первую очередь отправился к Нанни и потребовал у приказчика сегодня же выдать кучу денег согласно векселям епископа. Тот сказал, что сумма слишком велика, чтобы выдать ее без ведома хозяина, и отправил гонца искать финансиста на турнире. Почти к середине дня Альфиери добрался до монастыря. По пути его догнал посыльный с запиской от надежного человека из дворца. Донесение гласило, что между графиней и ее зятем разгорелся скандал, который она смогла прекратить, только подписав письменный отказ от наследства в пользу дочери.
В монастыре первым, что попалось на глаза Альфиери, была почти готовая похоронная процессия. Монахи готовили епископа в последний путь. Церемонией со слезами на глазах руководил келарь. Еще немного, и гроб с телом внесли бы в собор, но кондотьер задержал похороны на неопределенный срок и разогнал всех монахов по кельям.
Бурмайера видно не было. В негодовании Альфиери вбежал в кабинет епископа и обнаружил Бурмайера за столом перед десятком пустых и полупустых бутылок и листом бумаги с расчетами.
— Что ты делаешь, сукин сын? Мы о чем вчера договаривались?!
— Сам ты сукин сын, — проворчал Бурмайер, — а я заметаю следы. Сейчас самое время похоронить епископа.
— С чего вдруг? Мы же договаривались, что подождем с этим.
— Обстоятельства изменились. Граф только что на турнире объявил о том, что постригается в монахи. Все обсуждают это событие, а смерть епископа на его фоне не очень и заметна. Не пойму, как ты этого добился, но город прямо упал тебе в руки. Ваша хренова, мать ее, 'хорошая война' экономит кучу денег.
Бурмайер сделал хороший глоток прямо из бутылки и продолжил.
— Ты теперь на коне, а я в убытках. Не будет войны, значит, я зря тащил сюда солдат.
Альфиери побледнел. Взял со стола бутылку и сделал несколько глотков, как будто хотел превзойти Бурмайера в плохих манерах. Напиток на вкус оказался очень крепким коньяком из монастырских подвалов. Бурмайер в ответ громко рыгнул, и первое место в плохих манерах осталось за ним.
— Город упал в руки Никколо Сфорца, — мрачно сказал Альфиери.