Хосе Марти
Шрифт:
Перевод М. И. Зайцевой (15, стр. 214–219).
Не показывай эту книжку попу твоего селения, потому что он заинтересован в том, чтобы держать тебя в темноте, чтобы ты обо всем спрашивал его.
И так как он берет с тебя плату за то, что кропит водой голову твоего ребенка, за то, что говорит тебе, что ты муж своей жены, о чем тебе известно с тех пор, как вы любите друг друга; и так как он берет с тебя плату за то, что рождается ребенок, за то, что он благословляет женитьбу, молится за твою душу, за отпевание; и так как он, если ты ему не заплатишь, даже отказывает тебе в праве на погребение, — то он никогда не
И так как все это есть несправедливость, которая таким образом использует твое невежество, я хочу, крестьянин, ничего не требуя у тебя за свою книгу, поговорить с тобой, чтобы сказать тебе правду.
Я не требую, чтобы ты верил так, как я верю. Читай то, что я пишу, и верь, если это покажется тебе правильным. Первый долг человека состоит в том, чтобы мыслить самостоятельно. Поэтому я не хочу, чтобы ты нуждался в попе, ибо он не дает тебе мыслить.
Тогда приступим к беседе, честный крестьянин, зови свою жену и детей, читай им медленно, ясно и много раз то, что я тебе здесь говорю по доброй воле.
Для чего ты несешь крестить своего ребенка?
Ты мне ответишь: «Для того, чтобы он стал христианином». Христианин означает — чтобы быть похожим на Христа. Я тебе расскажу о том, кто такой был Христос.
Он был совсем бедным человеком и желал, чтобы люди любили друг друга; чтобы тот, кто имел что-либо, помогал тому, у кого ничего не было; чтобы дети уважали своих родителей, а родители заботились о детях; чтобы каждый работал, потому что никто не имеет права на то, что он не производит; чтобы делать добро всем людям и не желать никому зла.
Христос был полон любви к людям. И так как он пришел сказать рабам, что они являются рабами только бога, и так как народы воспылали к нему любовью, и где бы он ни проходил, говоря эти слова, они следовали за ним, то деспоты, которые правили тогда, испугались его и заставили его умереть на кресте.
Таким образом, добрый крестьянин, обряд крещения твоего ребенка означает твою волю сделать его похожим на этого великого человека.
Ясно, что ты хочешь, чтобы он стал таким, потому что Христос был замечательным человеком. Но скажи мне, друг, делается ли все это тем, что кропят воду на голову твоего ребенка? Если бы все это делалось при помощи этого небольшого количества воды, все, кто был крещен, были бы добрыми. Ты видишь, что это не так.
Но даже если бы эта вода обладала такой силой, то зачем ты доверяешь в чужие руки голову твоего ребенка? Почему ты сам не кропишь его голову водой? Разве вода, которую кропит на голову ребенка честный человек, была бы хуже той, что кропит почти всегда порочный человек, который тебя заставляет жениться на своей бывшей любовнице, желая, чтобы твои, а фактически его дети были законнорожденными, говорит тебе, что ты должен дать им свое имя, а сам отказывается дать им свое имя? [33]
33
Католицизм запрещает служителям культа вступать в брак. — О. Т.
Ты поступишь неправильно, если поверишь, что такой же, как и ты, человек лучше тебя. Человек, который значит больше, это не тот, кто знает латынь, не тот, кто носит на голове тонзуру. Потому что вор в тонзуре всегда ценится меньше, чем честный человек без тонзуры.
Так как человек не животное, созданное для наслаждения, подобно быку или свинье, а творение высшей природы, то, если он не обрабатывает землю, не любит свою жену и не воспитывает своих детишек, он, несомненно, снова начнет жить, как бык или свинья.
Даже если бы ты был преступником, то, когда у тебя рождается ребенок, ты поступаешь хорошо.
Из-за него ты раскаиваешься, чувствуешь, что поступал плохо, даешь ему слово, что впредь будешь всегда честным; разве ты не помнишь, что творилось в твоей душе, когда у тебя родился первый ребенок? Ты был очень доволен, быстро ходил взад и вперед, боялся за жизнь своей жены, говорил мало, потому что не научили тебя говорить много (а необходимо, чтобы ты научился), но сердце твое было полно радости и томления. И когда ты увидел здоровым родившегося ребенка, то почувствовал, как глаза у тебя наполнились слезами; обняв свою жену, ты на мгновение представил себя светлым, как солнце, и сильным, как весь мир. Ребенок — лучшая награда, какую человек может получить на земле.
Но скажи мне, друг, может ли поп любить твоего ребенка сильнее, чем ты? Почему он должен его любить больше, чем ты? Если кто и желает добра ребенку твоей крови и любви, то кто лучше тебя самого пожелает ему этого? Если крещение не означает ничего иного, кроме твоего желания, чтобы ребенок был бы похож на Христа, то зачем ты его подвергаешь опасности болезни, отрывая его на несколько часов от матери, везешь его для того, чтобы его благословил какой-то посторонний человек? Благослови его сам, ты это сделаешь лучше, чем он, так как ты его любишь сильнее, чем он. Поцелуй и обними его; крепкий поцелуй и сильное объятие — вот и все крещение.
Поп говорит также, что крестит твоего ребенка для того, чтобы он вступил в царство рая. Но он крестит новорожденного, если ты ему заплатишь деньгами, или зерном, или яйцами, или живностью.
Если ты ему не заплатишь или не подаришь что-нибудь, то он не будет крестить. Таким образом, царство рая, о котором он тебе говорит, стоит несколько реалов или определенное количество зерна, яиц, птиц.
Какую необходимость или интерес ты можешь видеть в том, чтобы твой ребенок вступил в это царство? Какое мнение ты должен составить о человеке, который говорит, что сделает тебе великое благо, что имеет его в своих руках, что без него ты обречен, что от него зависит твое спасение, и из-за нескольких серебряных монет отказывает тебе в этом великом благодеянии? Разве такой человек не злодей, не эгоист, не скряга? Какое мнение ты составил бы о боге, если бы он действительно был тем, кто посылает подобных посланцев?
Такой бог, который торгуется, продает спасение, все делает за деньги, посылает людей в ад, если ему не заплатят, а если заплатят, посылает в рай, — такой бог является чем-то вроде ростовщика, стяжателя, лавочника.
Но, мой друг, бог совсем другой!
Новое время имеет своих мучеников и своих аскетов. Какая эпоха не имеет верований? Какой век не имеет идеалов! Можно ли сбросить религию так, чтобы на ее развалинах не возникла другая? Что нужно душе для удовлетворения неукротимого религиозного чувства? На это нужно ответить: эта эпоха имеет свою религию. Мы жили пришибленные, но рядом с попом. Нельзя сбросить вниз двадцать веков без того, чтобы некоторое время пыль развалин не слепила бы нам глаза.