Хождение по трупам
Шрифт:
Я только попросила вытащить вибратор у него из зада перед тем, как он уплывет от нас — вдруг кто-то выловит, и такая сцена. Но Кореец поморщился брезгливо, и как-то оперативно — я не успела заметить, отвлеклась — вытащил у Ленчика его же трусы изо рта и вместо них глубоко всунул пристегивающийся член. И когда я посмотрела на него с упреком, сказал, что Ленчику групповухи нравятся, и с этим я не могла не согласиться, испытав это на себе. И пожала плечами, а когда мы проводили Ленчика в последнее плавание — как этакую подводную лодку, поскольку двигатель в момент расставания вовсю работал, — заметила философски, что одним человеком на земле стало меньше. И Кореец жутко удивился, спросив меня, где я тут видела человека — тварь тут одна была, а людей он не видел. Кроме нас, естественно, — и с этим тоже нельзя было не согласиться.
Так
“И мы летели по ровному шоссе в Мексику, и ветер свистел в ушах…”
…И мы летели по ровному шоссе в Мексику, и ветер свистел в ушах, и я думала о том, как странно устроена жизнь. Ведь это Юджин, оказывается, въехал на нашу улочку на такси, когда мы с Рэем отъезжали от дома, отправляясь в последнюю поездку. А Юджин ехал из аэропорта, ничего пока не зная, встревоженный немного тем, что не отвечают ни домашний, ни мобильный мои телефоны, разумеется не зная, что я их сменила. И ему показалось, что это я там, в красном “Мустанге”, и он попросил таксиста мигнуть нам фарами, но мы не заметили, а устраивать гонку он счел глупым. Вдруг обознался, далеко же, да и хрен догонишь.
Я думала, что было бы, если бы мы задержались на минуту, если бы Кореец подъехал на минуту раньше. Не было бы смерти Рэя, моего плена и всего с ним связанного, моего побега. Но, с другой стороны, не было бы такой необычной встречи с Корейцем и такой чудесной поездки к океану. Да и как бы они встретились, Кореец и Рэй, ведь для одного я была почти женой и для другого тоже? Но нет смысла гадать. Это игра — мы не выбираем, не решаем почти ничего, мы только держимся за гривы деревянных лошадей, командуем которыми опять же не мы.
Я думала, как классно мы встретились с Мартеном, пытавшимся зажать мой сценарий и наши деньги под предлогом того, что у нас проблемы с законом. Он начал мне объяснять в ресторане — поздно вечером все в тот же день, — как я его подвела, как я испачкала его репутацию, его имя, как скомпрометировала студию. Он уже не помнил, что сам-то сделал имя благодаря нам и нашим деньгам — и студия наша, он там почти никто. И тут подошел Кореец — с нашим новым другом, которого мы подобрали на улице, когда он попросил у нас два доллара. Корейцева была идея, мне поначалу непонятная, особенно когда он затащил попрошайку — невысокого латиноамериканца, нищего, но гордого, этакого мачо, притом почти не говорящего по-английски, — в машину. И мы поехали в дорогой магазин покупать ему костюм, преобразивший его до неузнаваемости, сделавший из оборванца кабальеро.
Мы сидели с Мартеном, и тут подошел Кореец с нашим другом, и у Мартена отвалилась челюсть при виде Юджина — и уже не закрывалась, и я рада была, что его не хватил инфаркт. И он закивал, когда услышал, что нам придется уехать, так что мистеру Мартену предстоит переслать наши деньги плюс гонорар за сценарий на этот вот счет на Кипре, а наш колумбийский друг, очень влиятельный человек из Майами, с радостью согласился проконтролировать мистера Мартена. И Боб чуть не умер при слове “колумбийский”, ясно приняв безобидного попрошайку за крутейшего мафиози, а тот сидел гордо и кивал, когда Кореец к нему почтительно обращался — но я видела, как, когда тот повел себя слишком заносчиво, забывшись и начиная входить в роль, Юджин под столом больно наступил ему на ногу. А потом, когда мы ушли, учтиво пропуская вперед величавого дона, Кореец сунул ему еще сто долларов — сказав, что тысячедолларового костюма с него вполне хватит, в нем побольше подадут. И дон смотрел на нас непонимающе — ему понравилась эта роль, он готов был играть дальше, — а добрые волшебники, превратившие его из нищего в принца, уносились вдаль.
Еще я думала, что мы много успели сделать за те сутки с небольшим, которые пробыли в Лос-Анджелесе с момента встречи. Мы успели уничтожить все записи, пленки и бумаги, и я успела в банк, где давно меня ждали, и нам удалось вытащить все деньги — превратившиеся в счета в европейских банках и акции. Другое дело, что трогать их пока не надо, пару лет я думаю, как минимум, чтобы не навести никого на наш след. Но ведь у нас есть почти два миллиона и куча моих драгоценностей — нам хватит.
И я думала, что жаль немного, что бросили дом, и машины, и вещи, купив для дороги подержанный “фордовский” джип — и надежно и неброско, — не было времени на то, чтобы все продать. Когда я вернулась домой, на автоответчике меня ждало сообщение от адвоката, Эда, о том, что почему-то именно в тот день, когда ФБР решило отменить мою подписку о невыезде, я скрылась, нарушив закон. Послушали бы они меня, объясни я им, что уже знала об отмене подписки и скрылась не по своей воле? Вряд ли. И еще было сообщение от Бейли, просившего меня ему перезвонить, потому что ему срочно надо поговорить со мной, так как убит в Лос-Анджелесе ближайший Яшин помощник, и Крайтон убежден, что тут замешана я, и у меня могут возникнуть проблемы, если я не объявлюсь в ближайшее время.
Поэтому у нас не было времени, нам надо было бежать — и мы бежали. И все, что я взяла с собой из дома, в котором была-то полчаса или час, — все на мне, и еще совсем чуть-чуть в багажнике, где основное место занято кейсами с наличностью и чемоданчиком с моими драгоценностями.
Я думала о том, как пригодился нам этот бесполезный и стремный стриптиз-клуб — потому что именно туда приехал Кореец, прождав меня два дня и случайно наткнувшись на оставленные мной в сейфе бумаги и узнав всю историю. Он приехал туда и узнал от Сергея то, чего еще не знал, — и мотался по мотелям, не зная, в каком именно остановился Ленчик, и ожидая, что Сергей позвонит ему, как только Ленчик появится. И он позвонил, он предан был покойному Яше — и Кореец проследил всю группу, и первым взял Ленчика, просто влез в полуоткрытое окно и вырубил его, спящего, и связал, вытащил и упаковал в багажник. А потом пошел к этим троим — и шум от появления Корейца, впущенного внутрь под видом разносчика пиццы, которую никто не заказывал, и услышал мелкочленный Василек, кинувшийся к корешкам и оставивший меня одну. И “разносчик пиццы” всех их там и оставил: положил всех на пол, кто-то лег добровольно, а кому-то пришлось помочь — обмотав полотенцем ствол изъятого у Василька пистолета и приставляя его вплотную к головам, чтобы не было шума…
И я думала о том, что молодец Кореец, что настоял, чтобы я позвонила мистеру Берлину, и продиктовал мне, что и как сказать. И я позвонила незадолго до отъезда из города с просьбой встретиться лично по очень важному вопросу, желательно без свидетелей, что готова отдать любые деньги и собственную студию лишь бы избавиться от одного его знакомого. И назвалась, и он знал от Ленчика, кто я, и приехал в названный мной ресторан, заинтересовавшись перспективами, и кивал, когда я рассказывала о беспределе якобы живого Ленчика и о готовности заплатить лично мистеру Берлину, если он окажет мне протекцию. Он великодушно согласился, и успокаивал меня, и обнадеживал, и сел потом в машину к поджидавшим его водителю и охраннику, но тут-то и расстрелял их в упор из пистолета с Ленчиковыми отпечатками злой киллер, почему-то показавшийся мне вылитым мистером Каном. Ничего личного — просто бизнес.
Правда, я его спросила потом задумчиво, уже в дороге, сколько же трупов всего на нас — особенно трупов, ставших таковыми в последние два дня, на что он мне ответил, что мы тут ни при чем, это все неблагоприятная геомагнитная обстановка, магнитные бури, короче, — вот люди и нелюди и мрут, как мухи. Вот так научно объяснил, на полном серьезе. Интересно, где он слов таких набрался — “неблагоприятная геомагнитная обстановка”?
И я думала, что я, конечно, тоже молодец — потому что, уничтожив все бумаги и пленки, не забыла прихватить с собой пакет с моей исповедью ФБР, спецагенту мистеру Бейли, чтобы отправить его из Мексики, и пусть они думают, что я скрываюсь потому, что боюсь страшных вымогателей, а защитить меня сами они не в силах. И я молодец, что не забыла прихватить еще несколько конвертов с копиями одной интересной кассеты, чтобы отправить потом по адресам нескольких лос-анджелесских редакций и телекомпаний — то-то будет сюрприз хитроумному конгрессмену Дику Стэнтону!
И последнее, о чем я думала — это о том, что до сих пор не знаю, почему так долго, целых четыре месяца, отсутствовал Кореец. Хотя когда вылезли из воды после купания, я разглядела в темноте огромный шрам на животе и на спине, похожий на след ножевого удара, следы автоматной очереди, точной, но не окончательно точной. Но зато я знаю, что по пути в Мексику по оставленному мне Рэем адресу меня ждут абсолютно надежные документы на новое имя — и новая жизнь в новой стране.
И вот я думала обо всем об этом — а потом заснула. Не спала две ночи и заснула — а машина летела по ровному шоссе по направлению к не такой уж далекой Мексике. А ветер, может, и далее свистел, но я не слышала: я спала…