Хождение за два-три моря
Шрифт:
Пауза. Сергей наконец определяет: это был флаг «вы опасно идете». В данном контексте — окрик «куда прешь».
ДАНИЛЫЧ: Даю слово, вот оно: подходя к Севастополю, в другой раз буду знать морскую азбуку!
СЕРГЕЙ (торжественно): Клянемся: «Мечту» всуе не упоминать!
ДАНЯ: Военно-морской вежливости не доверять!
Я: На простоту перехода не сетовать!
ВЕСЬ ЭКИПАЖ, ХОРОМ: И всегда уступать дорогу подводным лодкам!..
Больше всего в Севастополе мне понравились пограничники.
Хамской этой фразой я пытаюсь
Даже новостройки, разбросанные по берегам фиолетовых севастопольских фьордов, не кажутся стандартными. Город чист и подтянут; в нем смешаны строгая парадность военного марша и дух романтики.
Но и пограничники здесь хороши. Севастопольская застава работала четко. Зеленую калитку отворил сержант — юный и образцовый. Он приказал подождать две минуты, взял папку с документами, ушел и вернулся ровно через две минуты.
— Приход отмечен. Когда намерены отходить на Ялту?
Я начал бормотать какие-то цивильные глупости — «это зависит от вас», «хотелось бы с утра…».
— Конкретней. В четыре ноль-ноль? В пять ноль-ноль?
Я бормотал. К счастью, выручил Саша:
— В пять. Ноль-ноль.
— Есть, — пограничник облегченно вздохнул. Дальнейшие недолгие переговоры он вел с матросом Нестеренко. Я любовался: это была достойная пара. Саше пошла бы военная форма.
— Ясно. У меня все, — подытожил сержант, - Завтра в пять выпускающий будет в Камышовой.
И калитка захлопнулась. За ней стыла военная тишина.
Камышовая бухта — место новой стоянки «Гагарина». Семья Кириченко — на борту: обеспечивает солярку. Сергей взял на себя покупки, я — пограничников. Треугольник береговых проблем становится привычным. Вы немного отдохните, как говорит Данилыч, а потом… За этими словами следует приказ, который надо выполнять немедленно.
А Саше, разумеется, нужно было на почтамт, и мое счастье, что застава оказалась недалеко.
Письма «от матери» он и здесь не получил. Я, кажется, начинаю догадываться, в чем состоит секрет матроса Нестеренко. Не так уж это сложно.
На выходе из почтамта — какая радость! — столкнулись с Сергеем. Судовому врачу удалось купить фотопленку. До заката оставалось два часа личного времени и самый красивый (повторюсь) город на Черном море.
Нас затрясла туристская лихорадка. Успеть в Панораму, на Графскую пристань, в Морской музей, не забыть про Аквариум… Хотелось после моря и простых человеческих радостей. Хотелось пива. Хотелось прожигать жизнь мороженым.
Существует два способа сокращенного осмотра городов. Можно сесть на лавочку и философски разглядывать прохожих. Можно составить список достопримечательностей и перейти в галоп. К сожалению, мы избрали второй способ.
Мелькали бастионы. Сыпалась скороговорка экскурсоводов. Появился и исчез из поля зрения памятник затопленным кораблям. Саша купил карту-схему города и со свойственной ему пунктуальностью ставил на каждом осмотренном пункте крест.
Мы чувствовали, что делаем что-то не то, но остановиться уже не могли. Константиновский
Я чувствовал какую-то особо гадкую усталость. Груда сухих путеводительских фактов росла. Голова гудела, кроме того, мы не пообедали; хотелось есть. Навстречу прогарцевал табун экскурсантов. В зубах гида был закушен ячменный корж.
Отрезвил нас Аквариум. Здесь тоже была суета; толпа, оглушенная собственным гомоном, двигалась по часовой вокруг бассейна, где безнадежными кругами — против часовой — плавал скучный долговязый осетр. За стеклами томилась рыбья мелочь. Как и во всяком зоопарке, здесь экспонировалась не живая — полуживая природа. Для посетителей, знакомых с пляжным морем, это экспонируемое море сходит за чистую монету; но мы, пожалуй, к таким посетителям уже не принадлежали. Усохшее чучело дельфина ничем не напоминало полнокровных красавцев, которые еще утром резвились вокруг яхты.
— Идите сюда! — неожиданно позвал Саша. Перед аквариумом с большой океанской черепахой стояла девушка. Она вела по стеклу ладонью; черепаха медленно, важно следовала за рукой, вытягивая морщинистую шею, и что-то как бы выговаривала узкой щелью рта. Ее прищуренные глаза внимательно и ласково смотрели на девушку.
— Милая… добрая… — шептала девушка черепахе. Поглощенные игрой, они никого не замечали: вокруг них, среди бесцельной суматохи, пролегала невидимая линия тишины.
— Черепаха океанская, — прочитал Саша.
— Хорошая девушка! — вздохнул Сергей. И туристское безумие вдруг отпустило.
Больше мы никуда не спешим. На улице вечер, теплый и мягкий. По бульвару у Графской пристани идет чинное военно-морское гуляние. Мелькают светлые кителя моряков, тихо смеются красивые, хорошо одетые женщины.
Солнце садится в море на выходе из бухт. Рядом с огромным красным диском виден статный силуэт военного корабля. Закат на фоне линкора строг. Сергей Щелкает «Зенитом», Саша спрашивает, почему наше светило, находясь у горизонта, краснеет и увеличивается. Мы же, кажется, физики?.. Из Артиллерийской бухты вышло еще одно судно и плавно понеслось на запад, к солнцу и своему товарищу в море.
— Пора домой, — наконец нехотя сказал я и впервые поймал себя на том, что называю «домом» яхту.
15 июля. Вместо «пяти ноль-ноль» пограничник выпустил яхту из Камышовой в половине четвертого.
У капитана есть странный обычай: самое раннее время суток он называет «девятью часами утра».
— Вставайте, уже девять, вот оно. Море не ждет. Дома отоспитесь, вот оно.
При этом спросонья кажется, что тебе в лоб забивают гвоздь.
Нужно сказать, что на Даню и Сашу капитанские методы не действуют. Подняв нас с Сергеем, от матросов Данилыч вынужден был отступиться и, уважая всякий труд, выполняемый профессионально, констатировал: