Хождение за два-три моря
Шрифт:
— Спят сильно. Студенты, вот оно!
Траверз мыса Херсонес прошли еще затемно. Слабый утренний бриз.
Туман. Не «светает», а туман светлеет. Туман южный, летний, розовато-лиловый. Сквозь него и над ним — высокая линия скал. Показалась краюха солнца.
Звуковой лейтмотив восхода — слово «мористей», его то и дело выкрикивает Данилыч. Мористей!..
Перехода вдоль Южного берега Крыма мы ждали давно. В ясную погоду Яйла видна еще из Евпатории. Синяя кромка плато притягивает. Горы растут из моря; не знаю, есть ли на Земле место, где эти две стихии сходятся вот так — вплотную. С этими местами для меня
— Данилыч, давайте ближе к Яйле пойдем! Глубины позволяют.
— Позволяют, — соглашался капитан. — У берега и пойдем.
— Понимаете, яхта — единственный шанс! Все эти прогулки «по Крымско-Кавказской» — они далеко слишком ходят. Маршрутов не разглядишь…
— Разглядишь, — обещал мне Данилыч. — Глубины позволяют.
И вот раннее утро, Фиолент, черное ущелье Балаклавы… Громады скал выплывают из дымки как розовые айсберги. Красота непривычная, гипертрофированная, действует вроде допинга. На палубе все возбуждены. Данилыч без всякой надобности щупает паруса. То и дело звучит приказ «мористей», ибо я в забытьи веду яхту на берег. Сергей твердит, что открыл новый вид навигации — без карты, по одной лоции; он читает лоцию вслух, нараспев, как сагу. По-моему, открыт новый вид не навигации, а литературы; для нас, во всяком случае.
Фиолент. Айя. Не географические названия мысов, а звуковые символы утопающих в фиолетовом тумане скал. Произносишь — «Кикинейз» — и во рту возникает вкус винограда; «Сарыч» и «Дзиба» перекатываются, стынут на языке, как клички хищных птиц; и медным колокольным благовестом накрывает царственное имя «Меганом».
Вся эта восточная пышность в лоции уравновешена сдержанным тоном описаний. Они прежде всего точны. «При подходе с норд-веста мыс Фиолент имеет вид седла. У его оконечности лежит приметный камень, похожий на грушу… вблизи долины на берегу видны белая осыпь и отвесный треугольный обрыв…» Сергей читал, и мы видели: верно! Книга разворачивалась по левому борту, оживала и подтверждалась по мере движения вперед. Удивительное чувство: будто творишь, по описанию воссоздаешь Крым.
— Освободи бинокль, боцман!
— Погоди… — Мористей! Что ж ты делаешь?!
— Погодите… маршрутов не видно…
Из путевых записей Сергея.
На траверзе бухты Ласпи оторвать Баклашу от бинокля стало окончательно невозможно. Где-то в этих местах он когда-то залез на стенку.
— Именно тут я заработал радикулит! — Альпинист сиял, будто заработал не радикулит, а орден. Застрять посреди скалы ночью, в январе месяце, называется «поймать холодную». Когда на голову падает камень, считается, что на тебя «спустили чемодан». Термины типа «поющего крюка» непонятны. Лично меня горные радости как-то не привлекли. Умный в гору…
Сколько я выслушал, сколько читал ответов на вопрос «зачем вы лезете в горы» — и не было среди них ни одного убедительного. По-моему, сам вопрос лишен смысла. Умный в гору не пойдет, это ясно.
Но у меня такое ощущение, Сергей, что умный и на яхте не пойдет.
11.00: на подходе к Ялте. Штиль. Матросы наконец поднялись.
На траверзе мыса Кикинейз горы отодвигаются от моря. Красоты здесь уже общеизвестные, кипарисно-курортные. Берег все пышней расцветает дворцами, зеленью, ароматом южных цветов. Все гуще покрывает пляжи красно-коричневая сыпь. Это тела сотен тысяч
— Неизбежные отходы цивилизации, — формулирует Саша.
— Какая там цивилизация, вот оно! Мусор не надо в море выкидывать! Засиженный Эдем.
До Ялты час ходу. Сергей нервничает:
— А вдруг нас прямо сегодня на Феодосию выпустят?
— Отлично будет, — бодро откликнулся Данилыч. — Сразу и пойдем.
Судового врача такой вариант не устраивал. Я-то знаю, в чем дело: в Одессе Сергей не успел получить отпускных. Наш общий знакомый, Игорь Шевченко, должен был взять деньги по доверенности и привезти в Ялту. Игорь в Ялте уже два дня, Сергей ему звонил, но успеет ли встретиться? Немедленный отход на Феодосию грозит финансовым крахом.
— М-минуточку! Дело в том, что нас обещали встретить… — Сергей начал капитану что-то вполголоса втолковывать. Не знаю, не знаю… По части продвижения вперед Данилыч беспощаден.
У него есть особая теория: «идти, пока идется».
Оправданием спешки служит погоня за «Мечтой». Данилыч не похож на Вольтера, но если б соперника не существовало, капитану следовало бы его выдумать. Вот и сейчас я вспомнил — и заволновался: что-то давно о них ничего не слышно, о массовиках-затейниках. Может, опять «потерялись»? Нет, пока не обгоним — покоя не жди.
А вообще-то есть нечто привлекательное в образе нашего врага, нечто опереточное. Где захотели, там стали. Пограничники нипочем, при попутном — тридцать узлов. Летуны, пижоны, а все-таки завидно. У нас посуровей.
Саша, например, посуровей. Хотя и к нему я с некоторых пор лучше стал относиться. Начал его понимать.
Шерше ля фам, разумеется: не от матери он писем ждет.
Подумайте о могучей силе чувства, способного выгнать в море человека с характером юного бухгалтера!
Подумал. Должен сказать, что механизм этой гипотетической любовной истории мне пока непонятен. А Даня, хитрюга, все знает!
О нашем дневнике. Пора бы подвести некоторые итоги.
Ясно, что все записать мы хронически не успеваем. Нужен более тщательный отбор фактов. Об отобранном — подробней.
Второе (и главное). Не потерять бы особое настроение праздничности будней, в нем суть путешествия. О смысле (это не то же самое) потом рассуждать будем. Сейчас важно сберечь свежесть профана.
Тут я, правда, понимать как раз перестал: мы кто, путешествующие профаны или уже не очень профаны?.. Сам для себя не меняешься; тут требуется взгляд со стороны.
Переговоры судового врача с капитаном закончились, яхта сбавила ход. Точно не знаю, что наговорил Сергей, но Данилыч, похоже, ожидал в Ялте встречи на высшем уровне.
— И по телевизору нас покажут?
— Этого не обещали, — краснел Сергей, — а фотокорреспондент Шевченко будет.
— Тогда нужно, чтоб у нас был приличный вид. Возьми швабру и еще разок скати палубу.
Проклиная свою болтливость, Сергей брал и скатывал.
Мы всячески тянули время: протащились вдоль Ай-Петри, проползли мимо Ласточкина гнезда и долго стояли на рейде, зачем-то пропуская выходящие из порта суда. Потом все корабли в порту кончились. Новых поводов для задержки не нашлось, и около двух часов «Юрий Гагарин» медленно вошел в Ялту.