Хозяин Колодцев (сборник)
Шрифт:
Его пихали в бока и били по затылку, он потерял в толчее корзинку, а кавалькада стремительно продвигалась сквозь толпу, кто-то кричал «Ура!», кто-то бранился… Станко что было сил работал локтями и коленями, подныривал, уворачивался, однажды даже закричал в отчаянии: «Пустите! Там мой отец!»
Кавалькада промчалась, оставив на спинах самых ретивых полосы от ударов бича. Станко вырвался на дорогу, когда она была уже снова запружена народом; всадники умчались, базар шел своим чередом, а он стоял, помятый,
Илияш остановился, радостно схватил Станко за рукав:
— Смотри-ка, нашел!
— Что? — он все еще переживал горечь того далекого дня.
— Переправа! Гать! Не думал, что она сохранилась… Но на карте есть — отчего же и на земле не быть, а? Теперь потихоньку пойдем гатью, а там до замка три дня пути… Три дня по прямой!
Станко опустил глаза, но ничего не увидел. Илияш уже шел вперед; Станко нащупал ногой твердый настил — бревна, уложенные бок о бок, какие-то трухлявые ветки… Это была гать, но гать очень пожилая, вернее сказать, дряхлая.
Тем не менее Станко приободрился. Догнал Илияша, и тот, озабоченно пробуя палкой настил, пробормотал сквозь зубы:
— Только… Осторожно тут. Под ноги смотри, ни шага в сторону! Ни полшага…
Через минуту в темноте вспыхнул огонь — Станко так и не понял, как удалось Илияшу среди такой сырости поджечь мокрую ветку…
Они шли до полночи, и туман рассеялся, и очистилось небо. Взошла луна, и тогда Станко увидел ломаную линию гати, неподвижные деревья вокруг, и картина эта показалась ему жуткой и неправдоподобной.
Болото вздыхало и ухало; из-под корней то и дело вырывались вереницы пузырьков, которые лопались с тихим вкрадчивым бульканьем. Между стволами бродили стайки бледных огоньков; задумай сказочник рассказать сказку пострашнее, он обязательно начал бы ее с описания огромного, залитого луной болота.
Станко догнал Илияша и крепко уцепился за его плечо.
— Скоро рассвет, — пробормотал тот, не оборачиваясь.
Покачивались бревна под их осторожными шагами. Подошвы то и дело соскальзывали, и тогда путники судорожно хватались друг за друга.
— Комаров здесь нет, — бормотал Илияш, — надо же, нет комаров!..
Он хотел что-то добавить, но в эту секунду горестный стон донесся откуда-то из топей и протянулся над болотом.
Станко замер, оцепенев. Илияш, чье плечо сжимали его пальцы, тихонько вскрикнул от боли.
Стон повторился — тоскливый, душераздирающий.
— Ничего, — прошептал Илияш, но голос его дрогнул. — Это ничего, главное — с гати не сходить… Что бы там ни было, Станко, помни: только не бежать!
Станко кивнул, не в силах выдавить ни звука.
Так стояли они, замерев, ухватившись друг за друга; в белом лунном свете можно было разглядеть
И вот тишину нарушили мерные, повторяющиеся звуки. Размеренно чавкала трясина — кто-то шел, шел прямо по топям, и к звуку его шагов вскоре прибавилось такое же мерное, жалобное бормотание.
— Стоять, — прошипел Илияш.
Шаги приближались; среди корявых стволов брела, направляясь прямо к путникам, приземистая фигура.
Мелко трясясь, Станко разглядел дорогой камзол, расшитый золотом и каменьями; кое-где к драгоценностям пристала тина и болотная ряска. Голову пришельца, гордо вскинутую, покрывала высокая, богато изукрашенная шляпа. Лицо — Станко быстро отвел глаза — было мертвым, землисто-серым, с глубокой рубленной раной от виска до подбородка.
Чав… чав… чав… — постанывала трясина под каблуками высоких ботфортов. Станко хотелось бежать, бежать что есть мочи.
— Ми-илостивые господа-а… — прогнусил призрак тонко и жалостливо. — Ми-илости… ми-илости…
— Не смотри на него, — выдохнул Илияш в самое ухо Станко. — Стой на месте.
— Премногие скорби и не утолимы… Премногие беды в моем чертоге… Почтите, господа… Почтите честью… — призрак перестал стонать, теперь он, казалось, приглашал — рука его поднялась в широком приветственном жесте, и Станко разглядел на его боку черную дыру от удара мечом и пустые ножны на перевязи.
— Добрые господа… Не почтите за труд… Ясные перлы, чистое злато… — из рукава призрака выпали и утонули в трясине несколько драгоценных камней и слиток золота. — Премногие скорби в моем чертоге… Войдите… Войдите… Почтите честью…
И призрак стал раскланиваться.
Он раскланивался долго, старательно, с некой неуклюжей грацией, с приседаниями и прыжками, от которых глухо чавкало болото. Он прижимал руку к сердцу — или к тому месту, где должно быть сердце. Наконец, он обеими руками взялся за поля своей роскошной шляпы и в глубоком поклоне стянул ее с плеч вместе с головой.
Станко потерял над собой власть. Не видя и не соображая ничего, влекомый одним-единственным желанием — бежать, он рванулся прочь.
— Стоя-ать!
Призрак продолжал раскланиваться, пока на гати кипела борьба. Илияш стал втрое, вчетверо сильнее; он сдавил Станко горло, у того помутилось в глазах, он ослабел — и был плашмя брошен на гать, лицом в тину, и, ухитрившись повернуть голову, видел, как призрак, не переставая кланяться и приседать, подходит ближе, ближе, вплотную, как его страшное лицо сливается с бледным лицом упавшего на колени Илияша, как потом отделяется — с другой стороны, и, пройдя сквозь путников, как нож сквозь пену, удаляется, бормоча непонятные жалобы, невнятные просьбы…