Хозяин тайги
Шрифт:
— А что тебе сказать? Помолчу пока… Авось, так-то лучше будет…
Гжиба долго еще сидел на одном месте, о чем-то раздумывая, хмурился, мял бороду.
— Ага… Так… Ну, ладно… — бормотал он, не отрывая взгляда от земли.
Потом решительно встал, застегнул полушубок, собрал свои вещи и, не попрощавшись, не сказав ни слова, ушел в лес.
— Вот он, ваш Гжиба! — вырвалось у Миши. — Предупреждал я вас, Владимир Николаевич, а вы не верили!
Фома фыркнул и, прикрыв рот рукой, подошел к Мешкову.
— Да, это объездили конька! Как же!.. — зашептал он ему на ухо. — Этакого зверя не взнуздаешь.
— А ты чего радуешься? — укоризненно сказал Мешков. — Эх, ты!..
СЛЕД НА ПЕСКЕ
1
Настя попробовала суп, поморщилась и выплюнула.
— Не нравится? — ласково спросил Мешков.
— А тебе нравится? — буркнул Панкрат.
— Да нет, где уж! Я не к тому… — Мешков помолчал, потом добавил, покачав головой: — А ведь выходит, что Гжиба сполна получил за работу. Вот оно как, в тайге-то… На всякий предмет своя цена. В тайге и жизнь человечья иначе ценится.
— А ну ее к чертям собачьим, такую жизнь! — Панкрат, схватив миску, сердито выплеснул суп в костер.
— Ах, народ! Все недовольны, все ругаются, — говорил с сокрушением Мешков, стряхивая с себя капли супа. — А ты Привыкай без соли: человек ко всему привыкает.
Но привыкнуть к пресной пище никто не мог. Второй день они обходились без соли. И что это были за тяжелые дни! Только теперь они узнали, как необходима человеку эта скромная приправа. Пресное мясо и картофель были отвратительны на вкус. Жирный суп вызывал тошноту.
Как-то Настя принесла из лесу целый котелок брусники, и Фома приготовил кислый соус к мясу, чтобы оно не казалось таким противным. Но ни кислые, ни сладкие приправы не могли заменить соли. Правда, в отряде были консервы. Они не нуждались в подсаливании, и рабочие ели бычки в томате и консервированную лососину, как лакомство. Но запас консервов был невелик. Каждый раз теперь, задавая коню корм или ведя его к озеру на водопой, Фома с мрачным видом принимался подсчитывать вслух, сколько раз кормил его солью.
— Ишь, ненасытный, — укорял он коня, — все сожрал. Лучше бы я припрятал ту соль. Скотина ты, скотина!
Кандауров, казалось, не слышал брюзжания Фомы, не видел осуждающих глаз Миши, которому очень хотелось оказать: «Если бы вместо Гжибы у нас работал Ли-Фу, ничего бы этого не случилось». Да и самый уход Гжибы землемер воспринял с непонятным спокойствием. Только иногда в его глазах, обращенных на Мишу, мелькала хитроватая искорка, словно бы он что-то знал, но до поры до времени должен был молчать. Как и прежде в свободные минуты Кандауров сосал с безмятежным видом свою неразлучную трубку «ли перечитывал книгу Чехова о Сахалине.
После одного откровенного разговора с землемером Миша понял, что Кандауров далеко не так спокоен, как это казалось окружающим. Он легче других переносил отсутствие соли, так как был очень нетребователен к пище, но недовольство рабочих удручало и его.
— Эх, надо было нам задержать Гжибу и заставить вернуть соль! — сказал как-то Миша.
— Да, конечно, если бы мы точно знали, что это он ее взял, — ответил Кандауров.
2
Однако не время было предаваться бесполезным сожалениям. События требовали решительных действий.
Вечером к Кандаурову подошел Фома. Своим развязным видом он старался замаскировать некоторое смущение.
— Так что, товарищ землемер, кончать бы пора, — заявил он, глядя в сторону и пощипывая бороду. — Надо сниматься с этих мест. Все одно не успеете в срок уложиться. А там река станет, вовсе беда вам, хоть зимуй у нас. Ну, останется участочек до будущей весны, большое дело!..
— По дому заскучал? — спросил землемер с деланным сочувствием. — По пельменям, по теплой избе?
— Какие там пельмени! — Фома замахал руками. — Ичижонки, гляди-ка, вдрыэг поизносились. Опять же пища пресная. Чалому овса недостает. И потом…
— Ах, вот оно что!.. Пресной жизни напугался, — перебил его Миша. — Спасовал.
— А ты не указывай, — огрызнулся Фома. — Знаю, что делаю. Да и Гжибу взять, — продолжал он, обращаясь к землемеру. — Легко сказать, с кем связались!.. Ведь он теперь допечет нас. Грозился-то не зря. Ведь это до чего упорный мужик!..
— Нет, Фома, — сказал Кандауров. — Пока не отведем участка, не вернемся в деревню.
— А до чего я за Чалого боюсь! — пожаловался Фома. — Уведет Гжиба коня. А нам как бы не было и того хуже- Змею-то ведь он подослал. Это как пить дать. Ну его к ляду! Ведь он как считает? «Моя, — говорит, — тайга». Возьмет, к примеру, медведя или тигра на нас напустит…
Петр засмеялся.
— Полно тебе, Фома! Что он — колдун?
— А я почем знаю? Может статься, колдун. Говорю, уходить (надо.
— Так. — Землемер вынул трубку изо рта. — Все оказал?
— Да не один я, все так думают, — забеспокоился Фома, оглядываясь на рабочих. — Это общее такое решение: кончать пора.
— Не ври, не ври, Фома, — сказал Петр, — ничего мы не решали. И Панкрат и Мешков согласны работать, пока не отведем участка.
— Да я разве не хочу работать? — закричал жалобно Фома. — Пожалуйста, всей душой. Но ведь нет никакой возможности.
— Ну что ты за человек? — не выдержал снова Миша. — Вот есть у Ли-Фу охотничья собака, зовут ее Ласка. Лучшего имени для нее не ‘Подберешь. Гибкая, как вьюн. Посмотришь на нее — она улыбается, ластится, виляет хвостом, напивается всем телом, а сама тем временем норовит за ногу цапнуть. Так и ты.
— Это что ж такое? — Фома обиженно заморгал. — С собакой равняет… — Он оглянулся на рабочих- Слыхали, братцы?
— Вот-вот, подбери свидетелей и в суд на меня подай, — посоветовал, презрительно усмехаясь, Миша.