Хозяин жизни – Этанол
Шрифт:
Он тоже опешил, увидев кудрявого юношу в очках там, где никого не должно было бы быть по определению. Я поздоровался и мент от невероятности ситуации вежливо мне ответил. Потом мы заорали в две глотки – я звал Борю, он, как оказалось, свою любовницу, повариху.
Они примчались, сотрясая пол – и остолбенели, и тоже очень вежливо пожелали друг другу доброго вечера.
– А что вы тут делаете?
– А мы поужинать решили… а вы?
– А мы тоже…
– Ну приятного аппетита…
– И вам того же…
– А как вы выходите? Через черный ход?
– Нет, мы по главной лестнице. Закройте за нами дверь, если вас не затруднит…
– Конечно закроем, отчего же нет…
Закончив обмен любезностями мы, наворовав еды, пошли в каморку под лестницу пить. Повариха с любовником-ментом, наворовав еды, отправились, закрыв за нами щеколды, устраивать себе праздник жизни.
Потом, насколько я помню, внутренние двери в столовую стали запирать на ключ.
В другой раз из этой же столовой пьяное беспокойство – которое хорошо знакомо алкоголикам, когда хочется продолжить, а нечем – неожиданно занесло нас на день рожденья Кати…той самой стокилограммовой девицы из лаборатории. Она продолжала там работать, я же уволился, взвыв от ежедневной темноты и бесконечных пленок, и трещащих на барабане огромного глянцевателя снимков.
В какой щенячий восторг мы пришли, услышав, что позвонили очень удачно, что нас приглашают на день рожденья и не надо не подарков – мы сами как подарки, ни закуски с выпивкой – все есть. Действительно – стол ломился от еды; выпивки было под стать закуске. Меня, представленного как писателя, тут же взяла в оборот какая-то пьяная девица. Она нудно допытывалась, в каком стиле я пишу, и остроумный ответ – мол, пишу то оперу, то про заек – ее не удовлетворил. Кончилось тем, что я, закрыв ее спиной от общего стола, стал нагло хватать интеллектуалку за мягкие ягодицы и она, слабо посопротивлявшись, интерес к моему творчеству потеряла…
Зато наш интерес к ней очень вырос и помню, что она очутилась вместе со мной и Борей в маленькой комнате стандартной хрущевской двушки. Когда ей задрали юбку и сняли колготки, она еще говорила про литературу – но перестала, когда сверху, как более старший, навалился Боря. Я вежливо вышел за дверь – дожидаться очереди. Помню, что подошел какой-то пьяный – хотя где там трезвого найдешь – тип и стал ломиться в дверь. Я объяснил, что там мой друг имеет девушку, потом пойду я, а потом уже может и он присунуть – она всем дает. Парень ответил, что ищет свою невесту, и та, что всем дает, конечно, его единственной быть не может. Стоны за дверьми прекратились, вышел довольный Боря. Незадачливый жених сунулся было, но его со словами – в очередь, сукины дети, в очередь – оттеснили. Помню – в темноте белели бедра и выделялся темный треугольник, и секс получился насколько легкий, настолько же и никакой. Ничего, кроме брезгливости, я не ощущал – хотя, по идее, должен был испытать мужскую гордость покорителя – когда пропускал к блядскому ложу нервного жениха…
Раздался вопль, потом хлесткие звуки пощечины, потом промчалась с визгом полураздетая девица и исчезла в темноте двора, и рванул за ней ее взбешенный суженный…
Больше в тот вечер мы их не видели – хотя из темноты сначала доносились крики, а потом – примирительное воркование…
Я улегся на диване и помню, как мою голову уложили на живот, большой и мягкий, и пухлая рука гладила мои волосы – я даже не подозревал, что изводящая меня издевками на работе Катя может быть такой ласковой…
Описывать в красках утро нет нужды – упадок сил, апатия, тошнота, дрожание рук и коленей, головная боль и тупость… мы выбрались на свежий воздух и стали думать, что делать дальше. Водка не шла – воротило с души… денег не было ни копейки, а между тем надо было добираться до метро. Остановили таксиста, объяснили ситуацию, вместо платы предложили початую бутылку… странно, но он согласился – все равно собирался ехать в сторону станции. Довез. Уходя, я повернулся – он посмотрел-посмотрел на нашу водку, пожал плечами и плеснул ее на лобовое стекло. Пожалуй, это самое лучшее отношение к Хозяину.
Боря балансировал в то время на краю краха супружеской жизни – ему, как и мне, слишком часто не хотелось ехать домой. Да и денег не нормальную выпивку почти не было. Но хозяйская жажда принуждала к самым странным способам утоления – мы пили зимой, между железными стенами гаражей, наливая вино в баночку из-под съеденного при помощи пальца густого меда. Странная, прямо скажем, тогда была пьянка – пронизывающий ветер, приторный вкус перемешанного с медом вина, и полное непонимание того, что мы делаем, а главное – что делать дальше.
Один раз в поисках приключений мы неожиданно позвонили Галке – той самой блондинке с смородиновыми глазами. И, как всегда неожиданно, были приглашены на день рожденья – везло нам на подобные халявные попойки. Хотя не уверен – вполне возможно, что до дня рожденья была еще одна, не оставшаяся в памяти, встреча.
У меня сосало под ложечкой в предвкушении встречи с бывшей юношеской влюбленностью. Я знал, что она, пока я был в армии, покинула нашу подростковую компанию ради мускулистых альпинистов, а вот куда потом занесла ее судьба – было неизвестно.
Мы встретились в метро – раздобревшая Галка, в окружении каких-то молодых и не очень людей, пила из горла коньяк. Мне тоже была протянута широким жестом бутылка – но, увы, я не был готов такому демонстрационному свободомыслию и отказался.
Пьянка тогда была бурной – из еды, насколько я помню, в наличии была картошка, масло и очень немного какого-то мяса – скорее всего, появившихся тогда окорочков. Зато от разведенного спирта ломился стол…
Народ был странный – в основном бывшие Галкины любовники, в том числе и тот, что увел девушку в горы, как телку из стойла, был еще один верный поклонник. Он отличился тем, что женился на Галкиной сестре – лишь бы быть поближе к своей избраннице.
Потом мы пошли встречать Галкину подругу. У кого-то оказался велосипед, подруга – из таких, которые мне нравятся, светлая миниатюрная кошечка – выразила желание научиться, заодно, так сказать, на нем кататься. Я восторгом стал ее учить – бежал сзади и держал двумя руками, помогая сохранять равновесие. Только почему-то держался не за багажник, не за сиденье, а за девичье седалище. Народу на улице было довольно много, и какой-то мужик так прокомментировал мою учебу – да, этот свое дело знает.