Хозяин жизни
Шрифт:
Встаю и иду к Лене, чтобы послушать рассказ про суд.
– Ну что можно сказать… – начинает она нехотя. – Общий фон, буквально насаждаемый юристами с той стороны, был… – и делает паузу, подбирая слова. – Я бы охарактеризовала так: «Вы нас всех очень насмешили!» Мне прямо предлагали забрать наши «бумажки» и не тратить попусту времени. А когда я напомнила про заявление в полицию от пострадавшего, заявили, что его испорченное лицо стоит не более полусот тысяч и этот вопрос они решат без проблем в случае нашего отказа от судебной тяжбы. В результате все разговоры про домашний арест задержанного были отметены со словами: «Он же не представляет опасности для общества!» Видел бы ты при этих словах его рожу!
Лена говорит резко, чётко произнося слова, и они у неё сейчас, как говорится, от зубов отскакивают. Хорошо чувствую её раздражение.
– Но я так понимаю, дело всё-таки принято к производству.
– Принято в районном отделе полиции. Только я не исключаю в недалёком будущем каких-либо «случайных» пропаж в представленных нами документах и поэтому ещё вчера озадачилась дополнительными копиями со всего, с чего их можно было сделать.
– Главное – сохранность съёмки видеокамерами имевшего место безобразия.
– Я тебе говорила, что эти копии тоже сделаны в присутствии вчерашнего наряда полиции под написанный акт с их и нашими подписями. Ты бы на всякий случай положил все эти материалы в сейф в кабинете Кирилла Сергеевича.
– Хорошо, дай мне копии, я спрячу. В общем, подпиши у Ванюхи заявление в суд, а если будет сомневаться и упираться, то зови меня. И подумай, потребуется ли тебе какая-то помощь во всех грядущих проблемах. Я бы тогда с Сергеем Александровичем поговорил, чтобы взять кого-то из его юристов.
– Знаешь… Думаю, сейчас это будет полезно, – подумав соглашается Лена.
Как обычный специалист веду свой ежедневный вечерний приём. Это у меня – святое. Стараюсь проводить его, не отменяя, несмотря на любое своё физическое состояние. Население посёлка Чистые Озёра давно привыкло и готово по любому поводу бежать за биоэнергетической помощью к нам с братишкой. Естественно, теперь моя нагрузка возросла, ведь пришлось взять на себя, пока Ванька болен, ещё и его пациентов, нуждающихся в таком лечении. Народу, конечно, много, и поэтому вместо семи вечера буду заканчивать в половине девятого. Местные жители уже знают о случившемся с доктором Серёгиным, который благодаря своей терапии здесь популярен не меньше, чем я. Вопросы о состоянии любимого доктора я слышу почти от каждого пришедшего – как от его пациентов, так и от своих. Приходится терпеливо рассказывать и людей успокаивать.
Сегодня у Ваньки, как у пострадавшего и после дополнительных уговоров со стороны Лены всё же подписавшего заявление в суд, был следователь. Я с ним встретиться не смог, поскольку был в операционной, и сопровождала его наш юрист. Потом она мне рассказала о своих впечатлениях от этого визита. Говорила, что, хотя братишка с большим трудом мог отвечать на задаваемые ему вопросы, не заметила какого-то интереса к случившемуся у этого полицейского. Да и сами вопросы, которые он задавал, были, как это называется, дежурными, а вся беседа была слишком краткой для желания в чём-то разобраться и напоминала формальную процедуру. Если так, то вполне можно сделать вывод обо всём, что нас ждёт в дальнейшем, и о причинах… Подозреваю, обработка всех привлечённых к делу по нашим заявлениям уже началась.
Ну вот, почти девять. Надо сходить на пищеблок. Там должны были оставить ужин. Устал я что-то сегодня… Правда, после моей нынешней нагрузки трудно было не устать.
Появляются трое молодых мужиков. Одного узнаю, поскольку когда-то его лечил от пьянки, а таких своих пациентов я всегда помню хорошо.
– Здравствуйте, Александр Николаевич, – почтительно здороваются они и сразу объясняют: – Мы насчёт Ивана Николаевича… Как он?
Приглашаю их сесть и вкратце рассказываю. Заканчиваю словами о подаче на виновника заявления в суд.
– Вы думаете, этого козла осудят? – с сомнением высказывается один из посетителей. – Нам сказали, у него папаша какой-то уж слишком крутой.
– Закон у нас, мужики, один для всех. И для крутых тоже.
Вот сказал то же, что говорю всем, но самому ясно: это вовсе не так.
– Да ведь отмажут же его адвокаты! – звучит негодующее восклицание.
– Александр Николаевич, а почему вы сами не хотите? – тихонько интересуется другой, тот которого я лечил. – Все же знают, вы… всё можете.
Я понимаю, про мои «чудеса» в посёлке наслышаны и люди о них судачат, но сейчас прозвучал, по сути, призыв к наказанию виновника в виде осознанного нанесения ему ущерба! Неужели они считают, что коль скоро такое возмездие будет однозначно справедливым, то оно обязательно должно состояться? Ну и как мне им ответить?
– Если бы я всегда поступал по подсказкам своих эмоций, то принёс бы много вреда, – замечаю со вздохом и признаюсь: – Хотя, честно говоря, когда увидел лицо брата, сгоряча было желание… Только Иван попросил такого не делать. Он прав, плохо это!
– Иван Николаевич очень добрый… – тихо бормочет один из пришедших. – Он же как святой. Промолчит, отойдёт и, значит, простит. Таких обижать – грех!
Последнее было сказано с такой убеждённостью, что я очередной раз порадовался за братишку. Да, собственно, не только за него, но и за сказавшего эти слова тоже. Прощаюсь с этими мужиками за руку и провожаю до двери. Закончившаяся беседа будто протянула между нами какую-то ниточку…
Снова сев в своё кресло, задумываюсь. После случившегося мысли постоянно крутятся вокруг одного и того же – вокруг необходимости неотвратимого наказания сынка этого Эдуарда Павловича, которого действительно всячески будут отмазывать, и я в состоянии обеспечить такую неотвратимость. Уверен, это «лукавый» меня искушает, подбрасывая ситуации, где самым простым и действенным способом разрешения конфликта является применение моих способностей, причём в самом жёстком их варианте.
Лена всё время находится в ожидании вызова, но после состоявшегося визита к пострадавшему следствие более никакой активности не проявило. Со вчерашнего дня наш юрист при ведении дела имеет помощь юристов от Кушелева, которые теперь, так же как и она, ждут. Однако когда начнётся какое-то движение, сейчас сказать трудно.
Отёк на Ванькином лице в значительной мере спал, и поэтому говорит он теперь почти нормально. Слава богу! Не зря я столько трудился и тружусь. Процедуры братишке провожу по пять раз в сутки. Своими средствами определил – процессы сращивания костных тканей проходят неплохо. После сотрясения мозга многое тоже нормализуется. С трудом уговорил Риту быть дома и заниматься детьми, а не сидеть у его койки здесь, в Чистых Озёрах. Она согласилась, что в больнице её мужа обихаживают по высшему разряду, но желая в такой тяжёлый для него период быть рядом, и всё равно каждый день приезжает проведать. Снова отмечаю: Ваньке в жизни серьёзно повезло. Своей Даше обо всех делах докладываю по телефону тоже ежедневно, поскольку на период Ванькиной болезни, как когда-то в давние времена, переселился жить в больницу. По-другому быть и не могло, ведь кроме своей работы у меня появилось много дополнительной.