Хозяин. Сталин и утверждение сталинской диктатуры
Шрифт:
Примерно такое же количество осужденных получили свободу в результате реализации постановления, принятого Политбюро 10 августа 1935 г. Речь шла об освобождении и снятии судимости с должностных лиц, осужденных в 1932–1934 гг. за «саботаж хлебозаготовок» и выпуск денежных суррогатов (местных трудовых займов, бонн и т. п.). Как сообщал 10 декабря 1935 г. в правительство и ЦК ВКП(б) Вышинский, в соответствии с этим решением, по предварительным данным, было освобождено от наказания 54 тыс. и представлено к освобождению более 24 тыс. человек [614] .
614
ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 37. Д. 58. Л. 76–77.
Несмотря на скромные размеры, перечисленные кампании свидетельствовали о намерении режима «примириться» с теми слоями населения, которые хотя и были «социально близкими», но в силу всеобщности террора попали под его удар. Среди всех репрессированных они составляли меньшинство. Гораздо большую проблему для властей представляли «социально чуждые элементы», лишенные гражданских прав и превращенные в граждан второго сорта — «лишенцев» [615] . Эта категория населения была достаточно многочисленной. Например, только спецпереселенцев (в основном крестьян) на 1 января 1936 г. насчитывалось более миллиона [616] . Наряду с высланными «кулаками» дискриминации подвергались казачество, представители правящих до революции классов и т. д. Дополнительные сложности для сталинского руководства создавало то, что совершеннолетними становились миллионы детей «лишенцев», носившие клеймо гражданской неполноценности в силу происхождения. Эта грозило постоянным воспроизводством и разрастанием «социально чуждых» слоев населения.
615
Подробнее см.: Alexopoulos G. Stalin's Outcasts. Aliens, Citizens, and the Soviet State. 1926–1936. Ithaca, London, 2003.
616
Земсков В. H. Спецпоселенцы в СССР. 1930–1960. М., 2003. С. 21.
Осознавая необходимость перемен в этой сфере, правительство маневрировало, давало обещания, хотя и не спешило с их выполнением. Особенно наглядно это проявлялось по отношению к «кулакам». В 1935–1936 гг. истекал установленный законом пятилетний срок ссылки сотен тысяч крестьян, репрессированных в первый период коллективизации (в 1930–1931 гг.), а поэтому особенно остро встал вопрос об их дальнейшей судьбе. Опыт восстановления части «кулаков» в правах в предшествующие годы показывал, что большинство из них предпочитали покидать места ссылки. Поэтому по предложению руководства НКВД восстановление в правах ссыльных крестьян, широко проводившееся с 1935 г., сопровождалось запретом на отъезд из мест ссылки [617] . Таким образом, основная масса бывших «кулаков» получала лишь формальные «гражданские права».
617
ГА РФ. Ф. Р-3316. Оп. 64. Д. 1668. Л. 1; Собрание законов СССР. 1935. № 7. Ст. 57.
Это явное нарушение собственных законов правительство пыталось компенсировать разного рода пропагандистскими кампаниями. Сигналом к новой шумной демонстрации «примирения» с «социально чуждыми элементами» была политическая сценка, разыгранная Сталиным на совещании комбайнеров в самом начале декабря 1935 г. Когда башкирский колхозник А. Тильба заявил с трибуны совещания: «Хотя я и сын кулака, но я буду честно бороться за дело рабочих и крестьян и за построение социализма», Сталин бросил ставшую знаменитой фразу: «Сын за отца не отвечает» [618] . Последующие акции показали, что растиражированый пропагандой сталинский афоризм появился неслучайно. Он отражал готовность руководства страны к ограниченным послаблениям в отношении молодежи, в духе политики «отрыва» ее от старшего поколения противников режима.
618
Правда. 1935. 2 декабря.
Определенное значение для детей «лишенцев» имело постановление ЦИК и СНК СССР о новых правилах приема в высшие учебные заведения и техникумы, утвержденное Политбюро 29 декабря 1935 г. Если раньше доступ в высшие учебные заведения и техникумы «детей нетрудящихся и лиц, лишенных избирательных прав» запрещался, то по новому закону эти ограничения отменялись [619] .
Принятие нового закона о вузах и техникумах обострило проблему выезда из мест ссылки детей «кулаков» и других категорий ссыльных. Отвергая в принципе право выезда, в некоторых случаях правительство делало исключения, прежде всего в отношении молодежи. Например, 27 января 1936 г. группа молодых людей, высланных с родителями из Ленинграда в Уфу, обратилась с телеграммой на имя Сталина, Молотова и Ягоды, в которой говорилось: «Мы нижеподписавшиеся юноши и девушки в возрасте от 18 до 25 лет, высланные из Ленинграда за социальное прошлое родителей или родственников, находясь в крайне тяжелом положении обращаемся к Вам с просьбой снять с нас незаслуженное наказание — административную высылку, восстановить во всех гражданских правах и разрешить проживание на всей территории Союза. Не можем отвечать за социальное прошлое родных. В силу своего возраста с прошлым не имеем ничего общего, рождены в революцию, возращены и воспитаны советской властью, являемся честными советскими студентами, рабочими и служащими. Горячо желаем снова влиться в ряды советской молодежи и включиться в стройку социализма». В тот же день Молотов переслал телеграмму Вышинскому с резолюцией: «Прошу Вас от себя и от т. Сталина внимательно и быстро разобраться в этом деле — надо дать ответ и, видимо, — пойти им навстречу» [620] . Вышинский немедленно сообщил Молотову, что затребовал дела уфимских заявителей. Одновременно он поставил вопрос о возможности принятия общего постановления, предусматривающего свободное передвижение для всех молодых людей, высланных в административном порядке вместе с родителями [621] . Эта идея Вышинского однако поддержки не получила. Было решено ограничиться решением по конкретному ленинградскому случаю. 28 февраля 1936 г. Политбюро утвердило постановление СНК СССР и ЦК ВКП(б) об отмене высылки для молодежи, высланной в 1935 г. вместе с родителями, но лично ничем не опороченной [622] . 14 марта Вышинский сообщил Сталину и Молотову, что проверке на основании постановления от 28 февраля подлежали около 6 тыс. дел [623] .
619
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1089. Л. 67–68. Судя по визе, проект постановления был подготовлен Вышинским.
620
ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 37. Д. 70. Л. 165.
621
Там же. Л. 53.
622
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 163. Д. 1098. Л. 7.
623
ГА РФ. Ф. Р-8131. Оп. 37. Д. 70. Л. 231.
Столь же ограниченное значение имело постановление ЦИК СССР от 10 июля 1936 г. «О разрешении Игарскому горсовету предоставлять льготы отдельным категориям спецпереселенцев и их семьям». Это решение было инициировано секретарем Игарского горкома ВКП(б) В. Остроумовой, которая 25 мая 1936 г. обратилась с обширным письмом к Сталину и Молотову. Остроумова обращала внимание, в частности, на то, что даже восстановленные в правах спецпереселенцы (в основном молодежь) не имели права выезжать из Игарки. Она сообщала, что «опубликование декрета о праве поступления в высшие учебные заведения вне зависимости от социального происхождения вызвало большой подъем среди молодежи Игарки. Горсовет, горком получили ряд заявлений от оканчивающих 7- и 10-летку о содействии в выезде и поступлении в высшие учебные заведения […] Но краевые организации (Нар-комвнудел) прислали разъяснение, что поездка в высшие учебные заведения детей спецпереселенцев и восстановленных в правах по Красноярскому краю разрешается не дальше гор. Красноярска, и, кроме того, в каждом конкретном случае — с разрешения краевого Наркомвнудела». Остроумова просила дать возможность Игарскому горсовету самостоятельно восстанавливать в правах наиболее проверенных рабочих-стахановцев из детей спецпереселенцев до 25-летнего возраста, пробывших в Игарке не менее 5 лет; давать разрешение на передвижение восстановленных в правах спецпере-селенцев в пределах Енисейского Заполярья, а также на выезд во все города СССР отличникам учебы из детей спецпереселенцев для поступления в вузы [624] . 22 июня 1936 г. Политбюро удовлетворило эти просьбы Остроумовой [625] .
624
ГА РФ. Ф. Р-5446. Оп. 20 а. Д. 926 г. Л. 11,30–32.
625
РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 3. Д. 978. Л. 58,176.
Продолжая кампанию вокруг сталинского лозунга «сын за отца не отвечает», 29 марта 1936 г. Политбюро приняло постановление по делу колхозницы Обозной [626] . Из многих случаев дискриминации детей «кулаков» и других «лишенцев» был избран факт отказа в приеме на курсы трактористов 17-летней колхознице из Северо-Кавказского края Л. А. Обозной на том основании, что она — дочь высланного кулака. Обозная обратилась с жалобой в ЦК, сельскохозяйственный отдел провел проверку дела, а руководство партии решило поднять его на принципиальную высоту, проиллюстрировав действенность сталинского лозунга. Постановление ЦК, в котором осуждался незаконный отказ в приеме Обозной на курсы, как «нарушение указаний партии и правительства» было опубликовано в газетах.
626
Там же. Оп.163. Д.1102. Л.61.
С кампаниями «примирения» с «кулацкой молодежью» корреспондировали некоторые другие меры правительства, в частности в отношении казачества. 21 апреля 1936 г. в газетах было помещено постановление ЦИК (днем раньше утвержденное Политбюро) о казаках Северо-Кавказского и Азово-Черноморского краев. «Учитывая преданность казачества советской власти» правительство отменило ранее существовавшие ограничения на службу казачества в Красной армии. Тогда же Политбюро утвердило приказ наркома обороны о создании казачьих кавалерийских частей.
Основой сохранения в 1935–1936 гг. значительных элементов «умеренной» политики было достаточно успешное экономическое развитие страны, непосредственно связанное с продолжением сравнительно сбалансированного экономического курса. Несмотря на усиление репрессий, именно в 1935 г. были сделаны самые значительные со времени начала коллективизации уступки крестьянству. Документы второго съезда колхозников-ударников (февраль 1935 г.), утвержденные затем правительством в качестве закона, давали определенную гарантию на ведение и расширение личных подсобных хозяйств. Приусадебные хозяйства колхозников развивались в годы второй пятилетки особенно быстрыми темпами, что способствовало некоторому подъему сельскохозяйственного производства и улучшению продовольственного положения страны. В 1937 г. в общем объеме валовой продукции колхозного сектора удельный вес приусадебных хозяйств составлял по картофелю и овощам 52,1 %, по плодовым культурам — 56,6, по молоку — 71,4, по мясу — 70,9 % [627] .
627
Зеленин И. Е. Был ли «колхозный неонэп»? // Отечественная история. 1994. № 2. С. 118.
Схожие процессы наблюдались в 1935–1936 гг. и в индустриальных отраслях. Продолжалось некоторое расширение прав хозяйственных руководителей. Дееспособность экономики повышала политика материального стимулирования труда. Пик практической реализации лозунгов о «зажиточной жизни» для городского населения также пришелся на 1935–1936 гг., когда произошла отмена карточной системы и поощрялась выплата сверхвысоких стахановских заработков.
Судя по многим фактам, в 1935–1936 гг. сталинское руководство делало ставку на совмещение репрессий с относительно «умеренной» политикой. Хотя уровень террора был высоким, он не достиг размеров как периода «раскулачивания» в начале 1930-х гг., так и времени «большого террора» 1937–1938 гг. Смягчение нажима на «социально чуждые» слои населения, демонстративное «примирение» с детьми «лишенцев» и «кулаков» позволяло надеяться на мирное упрочение социальной стабильности и преодоление некоторых противоречий, порожденных прежними репрессивными акциями.